- и сами в сторону. Ваши братья - истребители. На "яках"... 

Значит, разведчиком, которого мы с Семыкиным приняли за противника, был Вася 
Дзюба. Здорово! Размышлений по этому поводу хватило на всю дорогу до госпиталя. 
Вот что значит неясность воздушной обстановки - можно погибнуть не только от 
врага, но и от своих. 

В тесной гондоле слегка покачивает. Гудит мотор. Внизу проплывает ласковая 
зеленая земля. Наконец разворот, и летчик, убрав газ, пошел на посадку, а еще 
через десять - пятнадцать минут я в госпитальной палате. 

Потянулись длинные томительные дни. Пробую вести счет часам, мало помогает. А с 
переднего края все упорнее вести о приближении большой грозы. Рана моя начинает 
заживать, но не так быстро, как хотелось бы. Упрашиваю врачей о досрочной 
выписке, но лечащий врач упорно сопротивляется. 

Потеряв надежду на законное "освобождение", добываю обмундирование и на 
попутном санитарном самолете добираюсь до своего аэродрома. Давно не было у 
меня такой радости, какую я испытал в тот момент, когда увидел под собой 
знакомое летное поле, окаймленное полукругом истребителей. 

Бросаю взгляд на стоянку своей эскадрильи. Места, где были самолеты Кузьмина и 
его напарника Кирьянова, не заняты. 

"Наверное, на задании", - мелькнула мысль. 

Первым, кого я встретил на стоянке эскадрильи, был Семыкин. Он виновато доложил,
 что в мое отсутствие эскадрилья потеряла два самолета, а Кузьмин и Кирьянов 
находятся в госпитале. Сам Семыкин, прихрамывая, ходил с палочкой. 

- Довоевались! До настоящих боев уже успели отметиться, - с укором бросил я. 

- Товарищ командир, здесь такая заваруха была! Как пошли фашисты на Курск, 
конца края им не видно. 

Подошли летчики эскадрильи и после дружеских приветствий, крепких рукопожатий 
включились в наш разговор. 

- Да, был бой, каких мало, - блестя глазами, говорил Варшавский. Читали, 
наверное, про массированный налет? Ох, досталось же немцам! От самого фронта до 
Курска и обратно горели "юнкерсы". В бою у нас потерь не было, а когда пришли 
на аэродром,- сплоховали. Облачность баллов девять. Ну, думали, кто нас по 
такой погоде тронет? На посадку пошли без прикрытия. 

Спокойно разошлись по кругу, а в это время "шмитты" тут как тут. Первым 
вспыхнул Кузьмин, потом Кирьянов. И Валентину Семеновичу немного досталось. 

Летчики нарушили правило, ставшее для нас железным: прикрывать посадку первых 
самолетов. Такое прикрытие мы делали всегда, для чего выделяли самую лучшую 
пару, которая, в случае неожиданного появления над аэродромом истребителей 
противника, могла связать их в коротком бою. 

- Это всем нам наука, - говорю Семыкину. 

Наука за халатность, за пренебрежение бдительностью. Хорошо, что не столь 
дорогая наука. Надо, чтобы она пошла впрок. Летчики эскадрильи хотя и научились 
вести воздушный бой, но еще не все умели правильно оценивать воздушную 
обстановку. Нужно было срочно ликвидировать тактическую неграмотность. 
Средством для этого я избрал личный показ на истребителе с комментариями по 
радио своих действий от начала обнаружения противника и до конца "боя". Такой 
метод оказался довольно эффективным и помог молодым летчикам. 

Шли дни. 

Однажды эскадрилью подняли по тревоге. Лишь только я включил рацию, в наушниках 
тревожно прозвучало: 

- Помогите. Веду тяжелый бой в районе Тамаровки. Высота две тысячи метров. 

Разворачиваю эскадрилью на Тамаровку, набираю высоту. В наушниках одна за 
другой слышны команды ведущих взлетающих групп истребителей. Совершенно 
очевидно, что бой затянулся. Идет наращивание сил с обеих сторон. 

Семибалльная кучевая облачность обеспечивала эскадрилье скрытый подход. 
Отдельные пары "мессершмиттов" прятались за шапками облаков, обеспечивая себе 
наивыгоднейшее положение. Гитлеровцы взяли высоту. Нужно лишить их этого 
преимущества. 

Атакую первую попавшуюся пару.