Подозрение особенно усилилось после того, как обнаружилось, что замок шасси на 
моем самолете оказался открытым. А было это так. Поздно вечером я зарулил 
машину со старта. Механик осмотрел ее и зачехлил мотор. С рассветом после пробы 
двигателя я сел в кабину и приготовился к выруливанию. Но стоило сдвинуть 
самолет не более чем на десять сантиметров, как правая нога шасси сложилась. В 
чем дело? В результате тщательного осмотра было установлено, что складывание 
шасси в таком случае возможно лишь при вмешательстве человека. 

- Кто подходил к машине после пробы мотора? спрашиваю Васильева. 

- Никто, кроме меня и радиста Гамилицкого, - отвечает механик. - Но Гамилицкий 
проверял настройку радиостанции и больше ничего не делал. 

Васильев начинает припоминать работу радиста до мельчайших подробностей. 
Гамилицкий несколько минут находился под плоскостью самолета, где лежала 
развернутая инструментальная сумка. Что стоило выключить замок шасси? На это 
требуется несколько секунд. Расчет точный: пока самолет на месте, он в порядке, 
но как только сдвинется, тотчас же ляжет на крыло. 

Кто такой Гамилицкий? Как он попал в полк? Помню, как плюгавенький человек, 
беспрестанно шмыгавший носом, упрашивал бывшего командира полка Адамовича взять 
его в авиационную часть. 

- Был в пехоте, ранило в шею осколком во время атаки на правом берегу Дона, - 
разъяснял он. 

На шее его заношенная белая тряпка с капельками крови. Шинель на нем неряшливо 
опустилась, и все обмундирование сидело нескладно, непривычно, как бывает у 
людей, никогда не носивших военную форму и только что обмундированных. 

С этого дня замухрышка был зачислен в полк. Он мало с кем разговаривал и мало 
чем интересовался, старался быть незамеченным. Единственной темой его разговора 
была жалоба на Теплицкого, исключительно честного инженера по 
радиоспецоборудоваиию. Гамилицкий жаловался, что инженер ему не доверяет, 
поэтому-де он не может полностью применить свои силы и способности. 

Вот теперь, на заседании полкового партбюро, постепенно все припоминая, мы 
приходили к выводу, что Гамилицкого мы по-настоящему не знаем. С этой поры мы 
стали наблюдать за каждым шагом радиста. Надо было изловить его на месте 
преступления. Очевидно, он был не столько радистом, сколько опытным, хорошо 
знающим материальную часть механиком. 

Попался радист неожиданно. Как-то моя эскадрилья, поднятая по тревоге, 
врезалась в общую свалку разгоревшегося над Тамаровкой боя. С нашей стороны, 
как и со стороны противника, все подходили свежие подразделения. В небе 
становилось тесно от полутора сот схватившихся насмерть истребителей. 
Проносились "мессершмитты", "яковлевы", "лавочкины", трещали непрерывные 
пулеметные очереди. 

Восьмерка фашистских истребителей, маскируясь солнцем, стремительно пошла в 
атаку на наш боевой порядок. Разворачиваю эскадрилью на встречный курс и 
принимаю лобовой удар. Мгновение - и сраженный длинной очередью "мессершмитт", 
перевернувшись через крыло, входит в отрицательное пике. За ним никто не следит,
 ибо мы отбиваем одну атаку за другой... 

Неожиданно на моем самолете чихнул мотор. Привычным движением левой руки берусь 
за рычаг бензокрана. Обычно легко вращающийся кран на этот раз не поддавался. 
Что делать? Топливо все. Обрезаю до крови пальцы, пытаюсь открыть кран, но 
напрасно... 

Выхожу из боя с неработающим двигателем. Спланировав на свою территорию, 
приземляюсь вблизи переднего края. Но лишь только самолет сел, десятки 
артиллерийских снарядов подняли вокруг него фонтаны земли и зажгли почти 
исправную машину. 

В поздних сумерках с парашютом через плечо я добрался до аэродрома и, не заходя 
в свою землянку, отправился на командный пункт полка. 

- Наконец-то вернулся, - встретил меня начальник штаба Веденеев. - Что, сбили? 

- В том-то и дело, что не сбили. Мне кажется, что кран бензобаков был законтрен.
 

- Как законтрен? - от неожиданности почти крикнул Веденеев. 

- Товарищ майор, у нас в полку какая-то сволочь работает. Не может быть, чтобы 
кран заело. Он у меня всегда легко переключался, а сегодня всю руку изрезал, да 
так и не открыл, - доложил я.