|
Из части родным Коли послали уведомление о том, где и как он погиб.
В воздушном бою погиб Миша Круглов. Он дрался один против четырех
"мессершмиттов". Дрался упорно, ловко уходя от очередей вражеских пулеметов,
однако силы были далеко не равные, и самолет Круглова загорелся. Миша
выбросился на парашюте, но шелковый купол попал в полосу пламени и вспыхнул.
Постепенно в группе осталось лишь два самолета мой и Филатова. Вдвоем мы
приземлились на Ростовском аэродроме.
- Остались только мы с тобой. Ты командир, а я вроде начальника штаба, - сказал
однажды Филатов.
- Да, армия наша небольшая, товарищ начштаба. Только обязанности ты свои
выполняешь слабовато. Где летная документация? Где летные книжки? Где приказы?
Вот и выходит, что до начальника штаба тебе еще далековато.
- Ну ищи тогда среди своих подчиненных другого начальника штаба. Их-то у тебя
всего лишь один. Хорош командир без армии...
Так мы шутили, а сами думали, как бы нас не направили опять в школу. Разговоры
об этом уже возникали. Боясь такой перспективы, мы строили планы присоединения
к какой-либо соседней части: прилетим, объясним, возьмут. Нам это казалось
просто, но не хватило решительности на самовольный поступок.
То, чего мы боялись, обрушилось на нас довольно скоро. "Кожевникову и Филатову
возвратиться в школу продолжать инструкторскую работу" - такой был приказ штаба
округа.
Мы стали просить генерала оставить нас в действующей армии, но генерал был
неумолим.
- Лететь, и немедленно, - коротко сказал он.
- Выходит, навоевались, - пытался улыбнуться Филатов, когда мы вышли из штаба.
Но улыбки не получилось.
Мы шли к своим самолетам, опустив головы.
ОПЯТЬ В ШКОЛЕ
В школу мы возвращались без энтузиазма . Над аэродромом, над стартом летающей
эскадрильи появились на бреющем полете. С земли нас узнали по номерам на
фюзеляжах самолетов.
Лишь только мы приземлились, как были окружены друзьями инструкторами. Едва
успевали отвечать на их вопросы: где остальные, как били фашистов, хороши ли у
немцев самолеты, какую тактику применяют гитлеровцы...
Школа жила тревожной жизнью. Фронт с каждым днем подходил ближе и ближе. Все
чаще наведывались вражеские самолеты. Вскоре было приказано эвакуироваться в
Закавказье. Меня и Филатова оставили прикрывать уходящие из Батайска эшелоны.
С рассвета по одному и в составе пары мы гонялись за "хейнкелями" и "юнкерсами",
отражая их атаки. Фашистские бомбардировщики применяли чаще всего тактику
внезапного удара, неожиданно появляясь из-за облаков, поэтому перехватить, а
тем более уничтожить их можно было только случайно. Даже когда мне однажды
удалось выгодно атаковать "юнкерса" и выпустить по нему длинную прицельную
пулеметную очередь, результаты были не такими, на которые я рассчитывал:
противник лишь преждевременно сбросил бомбы, но серьезных повреждений не
получил.
Наши истребители затрачивали нечеловеческие усилия, защищая от врага Ростов и
Батайск, но все-таки отдельные бомбардировщики противника, прорываясь через
наши патрули, наносили бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным станциям,
промышленным зданиям и жилым домам.
Однажды, зарулив самолеты на стоянку, мы решили позавтракать. Едва. я успел
снять парашют, как заметил быстро приближавшийся уже на боевом курсе
"Хейнкель-111". Бомбардировщик с секунды на секунду должен был открыть люки.
Что делать? Стоя у самолета, мысленно определяю точку бросания бомб. В это
мгновение бомбы отделились и полетели туда, где я находился. Быстро, почти
автоматически, решаю задачу: с высоты 1000 метров бомба летит около 20 секунд,
в спортивной одежде я пробегаю 100 метров за 12 секунд, значит, в сапогах успею
пробежать 50-60 метров, но этого уже достаточно, чтобы уйти из зоны поражения
осколками. Стремительно бросился в сторону, и когда бомбы засвистели неприятным,
незабываемым, похожим на крик поросенка свистом, я уже прижимался к траве.
Бомбы одна за другой подняли фонтаны земли, а одна из них прямым попаданием
|
|