- Это задача не сложная,- начал я,- только решать ее надо грамотно. Для того 
чтобы деблокировать аэродром, нужно прежде всего выбрать момент, чтобы 
противник не мог атаковать на взлете. Ваша атака была наиболее опасна, ибо вы 
во всех отношениях оказались в наименее выгодном положении относительно 
противника. 

Это во-первых. 

Во-вторых, нужно обеспечить себя скоростью после отрыва от земли, а для этого 
нельзя переводить самолет сразу в угол набора. Истребитель без скорости - это 
не истребитель. 

В-третьих, высоту следует набирать не над аэродромом, а уйдя от него на бреющем 
полете за пределы видимости истребителя противника. 

Ну, и, в-четвертых, зная высоту блокирующей группы и обеспечив себя высотой, 
надо решительно атаковать врага и уничтожить его. 

Вот если бы ваше звено выполнило все эти давно известные правила, оно садилось 
бы под аплодисменты, с победой, а не так, как сейчас. 

Я даже не предполагал, что объяснение выльется в небольшую лекцию, ибо вслед за 
этим последовали новые вопросы и новые ответы. 

Я боялся, что неудача потрепанного звена отрицательно подействует на молодых 
летчиков. Но этого не случилось. Они поняли, что ошибка была допущена по 
неопытности, и чтобы не повторить ее, надо учиться. 

Долго беседовали мы в этот вечер. Говорили, в частности, о значении для летчика 
трезвого расчета, хладнокровия в наитруднейших обстоятельствах. 

- В самые трудные минуты, - говорил я, - надо заставить себя быть спокойным и 
уравновешенным. Для этого нужно собрать воедино всю волю, направить все 
внимание на выполнение поставленной задачи. Я, например, не спокоен до тех пор, 
пока не вижу противника, у меня голова вращается чуть ли не на 360', хочется 
заглянуть даже под фюзеляж. Но когда противник обнаружен и принято решение на 
бой, я спокоен. Мне надо уничтожить врага по быстро сложившемуся плану, что я и 
делаю. В бою нельзя думать ни о чем постороннем, особенно о своей жизни или 
смерти. Голова должна быть занята только разгадыванием возможных атак 
противника и противопоставлением ему своих маневров с расчетом захвата 
инициативы в свои руки. 

На следующее утро, когда на плоскостях самолета еще лежала нетронутая роса, а 
лучи солнца едва коснулись земли, меня и Семыкина подняли в воздух для 
перехвата фашистского разведчика. У микрофона дежурил Вася Соколов, ему было 
приказано навести нас на противника. Барражируем в зоне ожидания десять - 
пятнадцать минут, но ни одной команды в наш адрес не поступает. 

Вдруг в наушниках послышался знакомый, с волжским выговором голос Соколова: 

- Ястребы, ястребы! Я - Соколов. Противник севернее точки на вашей высоте. 

Начинаю вглядываться в северную сторону, а по радио все то же: "Ястребы, 
ястребы, я - Соколов. Противник с курсом девяносто..." Вскоре замечаю самолет, 
похожий на Ме-110. 

- Вижу, - сообщаю наводчику. 

Но Вася не унимается, как граммофонная пластинка. 

И чем меньше расстояние между нами и разведчиком, тем быстрее передает он 
метонахождение противника. 

Разведчик заметил нас и со снижением стал уходить на восток. Я в погоню. 
Семыкин неотступно следовал за мной. 

Когда расстояние между мной и разведчиком соответствовало дистанции ведения 
огня, штурман дал по мне длинную очередь. Трасса прошла немного выше кабины, и 
я вынужден был прикрыться за хвостовым оперением разведчика. Незамедлительно 
Семыкин послал ответную очередь по правому мотору. Она угодила в радиатор, и за 
правой плоскостью потянулся длинный шлейф водяного пара. Через секунду 
двухкилевое оперение симметрично расположилось на перекрестье моего прицела. И 
тут я отчетливо увидел, что мы преследуем своего бомбардировщика конструкции 
Петлякова. 

- Прекратить атаку, за мной! - скомандовал я и, круто отвернув, набрал высоту. 

Наблюдал за подбитым разведчиком до тех пор, пока он на одном моторе дотянул до 
ближайшего аэродрома и благополучно совершил посадку. Нет ничего досаднее и