Идем, и ни я, ни он не отворачиваем в сторону еще миг, и наши самолеты врежутся 
друг в друга. На земле, бывало, спрошу: "Почему не отворачиваешь?" "А ты? 
Думаешь, только у тебя нервы крепкие? У меня они тоже в порядке". С Колей мы 
были вначале в одном звене, потом, став инструкторами, получили каждый свою 
группу курсантов. В подготовке летчиков соревновались между собой, и 
соревнование это шло на пользу обоим. У нас не было не только аварий, но даже 
случаев недисциплинированности. "Не уступишь?" - говорил я ему, бывало. - "Ни 
за что", - отвечал он. "Ну, тогда держись". - "Держись и ты". 

Мне очень хочется увидеть дом товарища. В какой-то степени это и мой дом, хоть 
я ни разу в нем и не был. 

Но разве различишь его во множестве черепичных крыш, утопающих в буйной южной 
зелени? Константиновка остается позади. Все чаще и чаще попадаются обозы с 
беженцами. Все тяжелее становится на душе. "Эх вы, людоеды проклятые, - ругаю 
фашистов. - Отольется вам наше горе". 

Ведущий, покачав с крыла на крыло, дал сигнал перестроиться в правый пеленг. 
Впереди виден аэродром. Аэродром полевого типа, без ангаров. Старт состоял из 
одного посадочного "Т" да стартера с флажком. 

Звено за звеном производим посадку. Зарулив в указанную сторону, выстраиваем 
самолеты в линию. 

К нам подошел командир действующего полка. 

- Что ж это вы? - произнес он строго.- Это не в тылу. Здесь того и гляди 
"мессеры" пожалуют, и ваши "ишаки" (так тогда звали И-16), как порох, вспыхнут. 


- А что же делать? - спросил кто-то. 

- Да вы что, маленькие? Нашли что спрашивать. 

Быстро рассредоточить самолеты. Ставьте метров на пятьдесят - сто друг от друга.
 Рассредоточить и замаскировать! 

В ПЕРВЫХ БОЯХ 

Через два часа после посадки наша группа получила задание на первый боевой 
вылет. 

Первый боевой! Я пишу о нем много лет спустя, когда ощущение его сильно 
приглушилось множеством последующих боев , а еще больше - временем. И все же 
очень хорошо помнится почти каждая минута первого вылета... "Наконец-то, - с 
облегчением вздохнул я. Сегодня встретимся с теми, кто принес нам столько горя. 
Посчитаемся с врагом. Скорей бы!" И вместе с тем на сердце тревожно. Ведь враг 
сегодня не условный, как было в школе, а самый настоящий, и в настоящем бою 
победителем бывает только один, другой побежденным... 

Наша задача - штурмовым ударом с воздуха остановить продвижение фашистской 
колонны, нанести противнику максимальное поражение. 

Наскоро изучили маршрут и, уточнив цель, взлетели. 

Наше звено идет в ведущей эскадрилье. Точно выдерживаю свое место в строю. И 
странно - волнение, которое испытывал на земле, почти сразу прошло в воздухе. 
Хочется поскорее увидеть передний край. 

По карте устанавливаю, что мы уже над линией боевого соприкосновения, над тем 
местом, которое у меня отмечено двумя параллельными линиями: синей и красной. 
Всматриваюсь в наземные предметы, но вижу только пожарища да исковерканную 
снарядами землю. 

Ни танков, ни орудий врага, ни даже окопов. Неужели прошли передний край, не 
заметив его? С земли перевожу взгляд на небо. Оно теперь особенно опасно. Небо 
чистое, ясное, видимость отличная. 

Противника нет. А что, если бы он внезапно появился? При таком плотном боевом 
порядке, которым мы идем, было бы трудно отразить удар. Стеснен маневр. Мысль о 
том, чтобы сейчас увеличить интервал и дистанцию, отгоняю прочь - можно внести 
лишь путаницу в строй. 

Но мысль эта застревает в голове - ее не следует отпускать. 

Ведущий группы покачиванием с крыла на крыло известил о приближении к цели. Еще 
минута - и под нами дорога. По дороге ползет зеленая колонна фашистов - машины 
с пехотой, орудия, бензозаправщики. 

Машинально проверяю положение гашеток, снимаю их с предохранителя. Посмотрел в