крыши вагонов. Еще атака - и, набирая высоту, мы развернулись на свою 
территорию, стараясь выйти из завесы зенитного огня. 

Сильный внезапный удар заставил меня съежиться. 

Самолет словно остановился и сразу же бессильно свалился на правое крыло. Я 
бросил взгляд на правую плоскость. Рядом с кабиной в крыле зияла огромная дыра, 
самолет почти не слушался управления. "Прыгать", мелькнула мысль. "Но кругом 
фашисты", - сразу же возникла другая. 

Огромным усилием вывожу машину из глубокой спирали. О противозенитном маневре 
не было и речи, подбитый самолет мог лететь лишь прямолинейно. Огонь, утихший 
на несколько секунд, возобновился с новой силой. Тяжелее всего чувствовать себя 
беспомощным и полагаться целиком на удачу. Словно не ты управляешь судьбой, а 
она крепко-крепко держит тебя в своих руках. Ах, какими бесконечно длинными 
кажутся минуты! Разрывы снарядов сгущаются правее самолета. Значит, немецкие 
зенитчики не учитывают скольжения подбитой машины. Кажется, я ухожу от судьбы...
 

...Вот и Дон. За ним наши. "Теперь не возьмешь, подумал я, когда под самолетом 
мелькнул берег. Не возьмешь!" Посадка прошла удачно. Когда я зарулил на стоянку,
 Васильев ахнул от удивления. 

- Вот это да! Такого еще не было, товарищ командир! 

А Закиров, чтобы показать величину пробоины, просунул в нее голову. 

- Опять фриц попал,- улыбнулся он, показывая белый ряд зубов. 

- Понимаешь, что получается, как во сне, - говорил Соколов. - Совсем рядом со 
смертью. Ведь всего два - три сантиметра, и задело бы взрыватели реактивных 
снарядов. Тогда капут. У меня сердце оборвалось, когда твой самолет перевернуло 
и к земле. Ну, все. Нет, смотрю, выходит. А фрицы по мне ни одного снаряда, 
весь огонь сосредоточили на твоей машине - смотреть страшно. 

- Со смертью рядом, да не обнимку с ней, - повторил я в ответ на сказанное 
утром. А самому стало страшно: действительно был на два - три сантиметра от 
смерти. 

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ 

- Какая тишина... А воздух! - И Кузьмин полной грудью вдохнул свежую ночную 
прохладу. 

Над светлеющим горизонтом догорала последняя неяркая звезда. Начинался рассвет. 
Кустарники на окраине аэродрома потонули в молочном тумане. 

- Эх и погодка! - продолжал восторгаться Кузьмин. - Даже трава от росы 
пригнулась. А высота "миллион километров". Меня еще отец учил, что обильная 
роса к хорошей погоде. 

"Сегодня будет жарко. Вылетов шесть - семь придется сделать", - подумал я. 

Наверное, и Кузьмин подумал о том же. 

По такой погоде, - сказал он, - мы не одного фашиста на тот свет отправим, 
только бы дождя не было. Только бы... 

Несколько минут мы шли молча. Но доброе настроение, с которым Кузя сегодня 
проснулся, не позволяло ему молчать, и он пустился в воспоминания детства. 
Высокая нескошенная трава хлестала по голенищам сапог, обильно смачивала их 
росой. Из-под куста полыни вспорхнул потревоженный жаворонок. 

- Разбудили... Свернем в сторону, у него, наверное, здесь гнездо. Кузьмин стал 
обходить предполагаемое жилище птахи, забыв, что осенью они никаких гнезд не 
вьют. 

Со стоянок доносился стук молотков. Это ремонтники восстанавливали наши 
самолеты. 

- Работают на славу,- сказал я.- Молодцы механики, и подгонять не надо. Сами 
понимают. А мой Васильев иначе и не думает, что воюет вместе со мной. 

Когда я сбиваю самолет, он рисует на борту звездочку, своим друзьям говорит, 
что это мы сбили. И правильно говорит. 

Когда мы подошли к самолетам, Васильев доложил, что ремонт заканчивается. 

- Благодарю за службу, товарищи!