открывая патронные ящики: - Ни одного патрона, товарищ командир, не осталось. 
Хорошо работал. Мой сердце всегда веселый бывает, когда мой патроны стреляешь. 
Еще заряжу, ни одна осечка не будет. 

Он ловко соскочил с плоскости и скрылся в блиндаже, где хранились боеприпасы. 
Через минуту, обвешанный пулеметными лентами и сгибаясь под их тяжестью, 
оружейник вновь появился у самолета. Прежде чем заряжать, он с особым старанием 
проверил набивку в ленты каждого патрона, попробовал ленты на изгиб, осмотрел 
взрыватели. Покончив с пулеметами и протерев стволы, он так же тщательно и 
быстро зарядил пушки, установил на рейки реактивные снаряды. Довольный своей 
работой, доложил: 

- Все в порядке, товарищ командир. Можно везти от Шакир Закирова подарка фрицу. 
Ни одной задержка пушка не даст. 

Васильев успел заправить самолет топливом, сжатым воздухом и теперь с отверткой 
в руках по-хозяйски проверял надежность закрытия люков и щитков. 

Пока готовили самолеты, мы успели доложить о результатах разведки и сидели на 
траве, обсуждая полет. 

- Молодец, Егоров, - говорю я. - В самый нужный момент ударил по батарее. Если 
бы ты ее не припугнул, она бы нам показала, где раки зимуют. Так нужно 
действовать всегда. Нужно уметь оценивать обстановку и в считанные секунды без 
колебания принимать решение. Истребитель должен измерять время не минутами, а 
долями секунды. 

Секунда... В обыденной жизни человек не замечает ее - так она мала. Пешеход 
успевает за секунду сделать не более двух шагов. Но для летчика-истребителя 
секунда - это очень большое время. В воздухе счет ведется на доли секунды. 
Хорошо натренированный и обученный летчик реагирует на изменение обстановки на 
две десятых доли секунды раньше, чем ненатренированный летчик, а эти десятые 
доли могут решить исход боя... 

Надо стремиться в совершенстве овладеть своей профессией, повседневно учиться, 
тренироваться каждый день. Обо всем этом мы говорили в группе. 

Решив, что сегодня вылета уже не будет, я рекомендую летчикам повнимательнее 
проверить самолеты. 

Пусть их смотрели механики. Глаз хорошо, а два лучше. 

В это время стоявший на плоскости моего самолета Васильев замахал руками, а 
потом громко закричал: 

- Снаряд! Зенитный снаряд! 

Летчики бросились к Васильеву. На картере двигателя в развале цилиндров лежал 
85-миллиметровый снаряд. Он пробил дюралевый капот, но не разорвался и потому 
не причинил вреда. Вот так штука. Не зря говорят, каких только чуде не бывает 
на войне! При встрече с самолетом снаряд обладал запасом энергии не большим, 
чем ее требуется, чтобы пробить дюралевый одномиллиметровый капот. Это было 
буквально последним его движением, подобным последнему шагу, который делает 
израсходовавший все свои силы человек. Снаряд не разорвался даже от 
соприкосновения с горячими цилиндрами работающего двигателя. 

Взять снаряд в руки никто не решался. Подошел техник по вооружению Павлычев, он 
внимательно осмотрел немецкий "гостинец" и, убедившись в неисправности 
взрывателя, уверенно снял снаряд. 

Пусть снаряд не взорвался в воздухе. Но как же я не почувствовал силы его 
удара? Произошло это, по всей вероятности, тогда, когда зенитные снаряды 
рвались в непосредственной близости, заглушая остальные звуки. 

Когда спустились сумерки и стало очевидно, что вылета больше не будет, летчики 
направились в столовую. 

- Хорошего поросеночка подложили тебе фрицы на ужин, - шутили они по дороге. 

А после ужина как ни в чем не бывало мы танцевали под баян. Танцевали лихо, с 
определенным фронтовым шиком, применяя те же па, что и на паркетном полу. 
Только вид танцоров был не шикарный: выцветшие на солнце гимнастерки, кирзовые 
сапоги, шлемофоны вместо фуражек. Но девушки одеты по-праздничному. Они пришли 
из соседней деревни, как приходили и до этого в хорошие летние вечера. Они не 
обижались, что им приходилось возвращаться ночью одним без провожающих: 
летчикам нужно было хорошо выспаться перед очередными боями. 

С наступлением темноты тучи разошлись. Звездное небо обещало хороший летный 
день.