перепалка, если бы не штурман Аболтусов. 

- В чем дело? Что за спор? - весело спросил он, входя в столовую. Чего не 
поделили? 

Фатин поспешил пояснить. Он особенно обвинял Морозова в том, что тот, как 
ведущий, выполнил только одну атаку. 

- Надо было нам остаться штурмовать, а их отправить одних "мессершмиттам" на 
съедение. 

Спокойный до того Морозов наконец не выдержал. 

Встав из-за стола и немного пригибаясь под низким для своего роста потолком, 
подошел к Фатину. 

- Ничего-то ты, дружище, в бомбометании не смыслишь. Привык считать прямые 
попадания, а сегодня бомбы упали не дальше как в пятнадцати двадцати метрах от 
дороги. Это значит, что автомашины поражены осколками. Почему не было пожаров, 
этого сказать не могу. Полети спроси у немцев, съязвил он и сел на свое место. 

Фатин, охлажденный спокойным тоном Морозова, стал приходить в себя. Однако лицо 
его продолжало выражать неудовлетворение. 

- Брось горячиться, Фатин. Морозов-то ведь прав,сказал Аболтусов, желая 
водворить мир. - Надо знать радиус действия осколочной бомбы. Если бы бомбы 
упали даже в ста метрах от колонны, все равно машины не избежали бы осколочного 
поражения. 

- Хорошо. Спорить мне надоело, - сдавался Фатин. - Понимаю, что бывают промахи. 
Но ведь, кроме бомб, есть еще и пулеметы, и пушки. А они бомбы сбросили, 
крылышками покачали - и домой. Вот за что обидно. С нашим оружием можно было 
такой тарарам наделать, только держись. 

- Эх ты, злой истребитель, - улыбнулся Морозов. - С одного раза все хочешь 
разрушить. Война продолжается, и сегодняшний вылет не последний. Морозов еще 
покажет, как нужно драться. Пока руки мои держат штурвал, а глаза видят землю, 
еще не один раз фашисты испытают на своей шкуре силу штурмовых ударов 
эскадрильи. 

В этих словах не было ни хвастовства, ни позерства. 

Эскадрилья Морозова действительно воевала хорошо. 

Когда она уничтожала гитлеровские огневые точки и наблюдательные пункты в 
городских кварталах Воронежа, удары отличались такой точностью, что им можно 
было только удивляться. 

Сегодняшний день был для нас большим днем. А вечером мы с Кузьминым побывали в 
землянке ремонтников и поделились с ними своей радостью. 

НА РАЗВЕДКУ 

Как ни старались мы действовать наперекор погоде, летая даже при самой низкой 
облачности осень брала свое. Тучи лежали почти на земле, лил дождь. В нашей 
работе установилась вынужденная пауза. С утра до вечера сидя в землянке, 
рассказывали летчики друг другу многочисленные эпизоды из авиационной жизни. 

Зато технический состав, особенно механики, вовсю дорвались до осмотра 
самолетов. Осматривали чрезвычайно тщательно и с великим старанием. Выражение 
лица техника, обнаружившего неисправность, можно, пожалуй, сравнить с 
выражением лица минера, отыскавшего замаскированную мину. Мне казалось, что 
техник бывает больше удовлетворен осмотром самолета в том случае, если найдет 
неисправность и наоборот, не найдя ее, он испытывает чувство, похожее на 
разочарование и досаду за якобы напрасно затраченный труд, и это несмотря на то,
 что устранять неисправность порой ему приходилось в непогоду, в полумраке, при 
электрическом фонарике. 

Сегодня, как и несколько дней до этого, у нас шел "пленум друзей", вспоминавших 
минувшие дни. Неожиданно в землянку вошел Витя Олейников. 

- Кончай баланду! - сказал он. - Погода улучшается, можно ожидать с минуты на 
минуту задания. 

Шел мимо самолетов - технари с нашими машинами такое натворили, что до вечера 
не соберут. 

Но оказалось, что техники за погодой наблюдали не меньше нас, летчиков. Работая 
под открытым небом, они не могли не заметить, как перестал дождь и как 
повернуло на ведро. Они быстро привели самолеты в полную готовность.