командный пункт. Мы пошли. Там уже было несколько летчиков. 

Командир поставил задачу - сопровождать штурмовиков в район станции Евдаково. 
Штурмовики около недели работают только по коммуникациям противника. Немцы 
перешли к обороне и, по нашим догадкам, производят запасы продовольствия и 
боеприпасов на зиму. 

- Фриц зимовать на Дону собирается, - шутили летчики. - Только удастся ли ему 
здесь весны дождаться. Вот будем жару поддавать, так и январь маем покажется. 

- Ничего, он хитер, в землю зароется. 

Летим в район Острогожск - Евдаково. По некоторым сведениям, там передвигается 
большая автоколонна. Группу штурмовиков ведет майор Исензон. Сведения оказались 
неточными: машин на дорогах не было, наверное, они успели за это время укрыться.
 Но зато обнаружились другие, не менее важные цели эшелоны на станции Евдаково. 
Исензон разделил группу на две: одна громила эшелоны, другая уничтожала 
зенитные батареи. 

Исензон, в прошлом кузнец, бил бомбой, как молотом. От его удара в разные 
стороны разлетались, подобно искрам от молота, смертоносные осколки, летели 
щепки разбитых вагонов, сгибались в дугу вздыбленные рельсы. 

Налет продолжался сорок пять минут. Сначала противник оборонялся, пробовал 
отстреливаться, но во второй половине "тайма", как в шутку называли летчики 
исензоновские налеты, он только прятался в убежищах. 

Второй и третий вылеты были подобны первому. 

Второй налет на станцию Острогожск, третий - на Алексеевку. На этих станциях 
стояло по десять - пятнадцать эшелонов, не было ни одного свободного пути. 

В эшелонах солдаты, танки, боеприпасы, артиллерия. 

Штурмовкой заняты все - и штурмовики, и истребители. Рвутся и рвутся бомбы. 
Очередь за очередью посылаем в бегущие толпы солдат, реактивные снаряды 
разносят вдрызг все, что попадается на земле. Это какие-то особые, 
непередаваемые минуты, когда буквально сатанеешь. В такие минуты в самолете 
кажется тесно. 

Хочется выскочить из него на землю, чтобы собственными руками схватить врага за 
горло, душить его... 

Фашисты сопротивляются отчаянно, они ведут свирепый зенитный огонь, но на него 
не обращаешь внимания. Даже тогда, когда один за другим упали сбитые прямым 
попаданием истребитель, а затем штурмовик, никто не дрогнул, никто не подумал 
об опасности. Хотелось бить, бить без конца. 

Штурмовик лейтенант Минин обнаружил склад боеприпасов. Точно прицелившись, он 
сбросил на него оставшиеся бомбы. Склад взорвался. Сила взрыва была настолько 
велика, что самолет Минина разрушился и упал на землю. 

- Достанем... Станция походит на кратер действующего вулкана. 

Огонь, дым, грохот, рев. Но мы не уходим, а штурмуем площадь станции, стреляем 
в общую горящую и грохочущую массу. 

Наконец штурмовики, подстраиваясь на маршруте, один за другим начали выходить 
из боя. Были израсходованы все патроны. Их не осталось даже на случай воздушной 
встречи с врагом. Но встречи не было. Немцы почти все силы бросили на 
Сталинградский фронт. 

Домой возвращаемся в лучах заката. День окончен. 

Много гитлеровцев нашли свою смерть от наших бомб и пуль. Много военной техники 
было уничтожено на железнодорожных путях. Сегодня фашисты еще раз почувствовали 
силу удара советской авиации. "Черная смерть", как называли немцы бронированную 
машину Ильюшина, прошлась по их эшелонам. 

На ужин шли возбужденные. Приятно было сознавать, что нами выполнена большая 
работа. Каждый из нас мог с уверенностью сказать, что день прожил не даром. 
Огромную радость и удовлетворение получает советский человек, когда видит, что 
его труд пошел на пользу народу. Вот почему, несмотря на потери, настроение у 
нас сейчас было приподнятое. 

И, наоборот, люди второй эскадрильи были омрачены: штурмовики группы Морозова 
промахнулись. После их налета на автоколонну не оказалось ни одной горящей 
машины. К нашему приходу в столовую между штурмовиками Морозова и истребителями 
Фатина разгорелась настоящая перепалка. Больше всех возмущался сам Фатин, 
размахивая своей потухшей трубкой. Трудно сказать, сколько бы продолжалась эта