взлетаю с ним в паре. 

Бой вели над аэродромом. После сигнала самолеты разошлись, затем, развернувшись 
на встречные курсы, пошли в лобовую атаку. После лобовой последовал каскад 
различных фигур. И вот "харрикейн" "противника" в моем прицеле. Мне удалось 
зайти командиру в "хвост" и продолжать удерживать его в прицеле при всех 
фигурах, какие он делал. Наконец сигнал "Пристроиться", "противник" сдался. 
Победа! 

- Хорошо тянешь, - похвалил командир после посадки. - Следующий вылет на 
стрельбу по конусу. Это будет и зачетный: тренироваться времени нет, 
послезавтра уходим. 

Самолет-буксировщик вырулил на старт и через пятнадцать минут прошел с 
распущенным конусом. Стоя на земле, я внушал себе: "Не подкачай, весь полк 
собрался". 

Взлетаю и, не упуская из виду конус, набираю высоту. Первая атака. Прицеливаюсь.
 Короткая очередь. 

За ней еще атака, очередь и еще очередь. Наконец, пулеметы смолкли, патроны все.
 Верю, что не промахнулся, но все же сомнения не покидают: а вдруг мимо? Сажусь 
прежде буксировщика. Зарулив самолет, быстро сбрасываю парашют - и бегом к 
конусу. Вижу, попаданий больше чем на отлично! Комиссар жмет мне руку. 

- Так будете стрелять по противнику - фашисты берегись! - сказал командир. 

Меня назначили командиром звена, хотя самого звена еще не было. Формировать 
звенья и эскадрильи окончательно будут за день до вылета. В другое время на 
слетанность эскадрилий и полка отвели бы немало часов, но сейчас, когда шли 
жестокие бои на сталинградском направлении, нам было приказано отработать все 
это в сжатые сроки. 

И вот звено составлено. В него вошли Саша Заборовский, Коля Простов и Коля 
Кузьмин, или просто Кузя, как звали его, потому что он выглядел совсем 
мальчиком и поэтому не походил на летчика-истребителя. 

Кузьмину едва исполнилось восемнадцать лет, остальные летчики были старше 
двадцати. Командиром эскадрильи временно назначили Лавинского, старшего среди 
нас по званию и возрасту. 

Выполнив по одному полету в составе эскадрильи и полка, мы получили приказание 
вылететь на фронт. 

Первая посадка на ближайшем аэродроме. Из-за наступления темноты пришлось там 
заночевать. 

Никогда не забыть мне событий той кошмарной ночи. Возбужденный Лавинский 
подошел ко мне и начал рассказывать об ужасах фронта: как фашисты сбивают 
"харрикейнов", как гибнут наши летчики. Его приглушенный голос заставил меня 
насторожиться. 

А Лавинский перешел на шепот: 

- Знаешь, Анатолий, я вижу, ты дерешься неплохо. Давай смотреть только друг за 
другом. Главное, остаться живым нам, а остальных все равно перебьют. 

Это предлагал мне старший по званию и положению. Не было границ моему 
возмущению, до слез было обидно за такое предложение труса. 

Я сказал: 

- Прощаю все это тебе только потому, что надеюсь на твое исправление. Думаю, 
что в бою ты поведешь себя по-другому. Знай, что при малейшей твоей попытке 
увильнуть от боя, бросить товарища в беде - собьем тебя сами. 

По прилету на аэродром, где предстояло окончательно отработать элементы боевого 
применения, сразу же началась напряженная учеба. С рассвета и дотемна мы 
находились у машин, поочередно несли боевое дежурство и одновременно 
совершенствовались в групповых полетах и стрельбе. За неделю мы хорошо 
слетались. Ведомые привыкли к своим ведущим, а ведущие научили ведомых основным 
приемам воздушного боя. 

И вот поступил приказ: 20 июля вылет с посадкой на фронтовом аэродроме. Наш 
полк начинал боевые действия. 

Перед вылетом было проведено партийное собрание. Для меня оно, помимо всего, 
памятно и тем, что мое звено было признано лучшим в полку. 

УДАР ПО АЭРОДРОМУ ВРАГА