|
Как известно, в Риге Власов выступал в редакции русской газеты «За Родину»,
посещал староверческую молельню, наносил визит митрополиту Сергию и затем
отправился в Псков. Куда тут поместить «сидевший в партере штаб немецкого
командования», непонятно…
Но в театре Андрей Андреевич выступал…
Только не в Риге, а в Пскове, куда он прибыл 1 мая.
Здесь, как показывал Власов на следствии в Лефортовской тюрьме, он осмотрел
батальон добровольческих войск и был на приеме у командующего германскими
войсками, действовавшими под Ленинградом. Генерал-фельдмаршал Буш просил его
рассказать на собрании германских офицеров о целях и задачах «Русского
комитета»…»Выступая на собрании, я заявил, что «Русский комитет» ведет активную
борьбу против советской власти и что немцы без помощи русских уничтожить
большевизм не смогут. Мое выступление явно не понравилось генерал-фельдмаршалу
Бушу».
Уже после этого выступления, «поднимая в народе уверенность в собственных
русских силах», и двинулся Власов по маршруту: Луга — Волосово — Сиверская —
Толмачево — Красногвардейск — Дедовичи.
Тем не менее «переполох в немецких кругах» гастроль генерала Власова
действительно вызвала; хотя основанием для него послужили не столько успехи
генерала на пропагандистском поприще, сколько невероятная самоуверенность. На
свою беду, по дороге в Гатчину Власов успел «разработать план захвата силами
добровольцев Ораниенбаумского плацдарма».
Воодушевленный этими стратегическими открытиями, Андрей Андреевич несколько
утратил чувство реальности и в своей речи на обеде, данном в его честь, вначале
поблагодарил немцев за прием, а потом выразил надежду (выпив, он, похоже, не
только Ораниенбаум и Кронштадт занял силами добровольцев, но и Ленинград), что
скоро будет приветствовать немцев как своих гостей в городе на Неве.
Тут Власов немного переборщил.
На обеде присутствовали немецкие офицеры и генералы, которые уже полтора года
топтались под Ленинградом и не могли взять город. Могло ли им понравиться
пьяное застольное бахвальство пленного русского генерала?
Но Власов не замечал хмурости на лицах своих хозяев.
— Кончится война,-увлеченно басил он, — мы освободимся от большевизма, и тогда
в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее имя, мы будем принимать
немцев, как дорогих гостей!
Считается, что именно выступление в Гатчине и переполнило чашу [172] терпения
нацистов… Фельдмаршал Кейтель отдал тогда приказ о запрещении политической
деятельности генерала Власова…
«Ввиду неправомочных, наглых высказываний военнопленного русского генерала
Власова во время его поездки в группу армий „Север“, осуществленную без того,
чтобы фюреру и мне было известно об этом, приказываю немедленно перевести
русского генерала Власова под особым конвоем обратно в лагерь военнопленных,
где и содержать безвыходно.
Фюрер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятельствах, разве что в
связи с операциями чисто пропагандистского характера, при проведении которых
может потребоваться имя Власова, но не его личность. В случае нового личного
появления Власова предпринять шаги по передаче его тайной полиции и
обезвредить».
Глава четвертая
Возможно, что именно сопротивление высокопоставленных нацистских вождей планам,
обозначенным именем Власова, и обусловило появление мифа о третьем — «против
Сталина и Гитлера» — пути, которым якобы шел генерал Власов.
Долгое время этот миф существовал в ностальгии воспоминаний непосредственных
сподвижников генерала…
«С появлением Власова в нашем заключении для нас, общающихся с ним, стало
как-то сразу все на свои места. И не только у нас, в нашей маленькой
лаборатории, но и — мы это чувствовали — во всем большом антикоммунистическом
русском мире. Было ясно, что если будет когда-то так называемая русская акция,
в форме ли создания национального русского правительства или какого-то другого
|
|