Мы сидим на кочках кружком.

— Слышите?-говорит один. — Вода булькает.

— Наверное, немцы,-говорит другой боец.

Взглянули, верно, метрах в сорока немцы, идут прямо на нас, врассыпную. Одежда 
у них, как и у нас, вся в грязи. Стрелять было нечем, и я сказал: «За мной!» 
Встали и пошли в направлении за первой группой немцев. Немцы, видимо, приняли 
нас за своих из первой группы и не дали по нам ни одного выстрела. Когда 
догнали первую группу немцев, в кустарнике услышали разговор и свернули вправо, 
и вдруг голос:

— Стой! Кто идет?

— Свои!

Подошли, это, оказалось, состав батальона, семнадцать человек с лейтенантом, 
отступившие с линии обороны. Я спросил:

— Патроны есть?

— Есть!

Взяли у них патроны. Объяснил, что сюда идут немцы, а одна группа уже пошла 
мимо.

— Идемте,-говорю, — от нас несколько метров — кружевина чистого болота, топь, 
мы их тут встретим… [97]

Вышли из болота и подходим к своим позициям. Увидели, лежит кучкой одежда 
Самарина, она для нас была известная, обгоревшая. А где же Самарин? Кругом 
осмотрели, его нет. Кто-то сказал:

— Может, переоделся и ушел с ними.

Не верили в это. Подошли к нашим позициям.

Здесь опознали только по туловищу и одежде Гончарука Василия Ивановича. 
Конского железнодорожника. Немцы ему выбили и выстреляли все лицо и мозги. 
Осталась только черепная коробка. Около него лежало семь убитых немцев. Сердце 
сжалось. Жаль было верного друга и героя. Постояли, посмотрели, помолчали и за 
дело. Велел лейтенанту занять оборону левее, я со своими правее, а далее, 
вправо никого нет, стык. Немного еще продвинулись, и стал устраивать точки из 
разного хлама. Приходит боец и говорит:

— Товарищ командир, там ваш боец, пойдемте.

— Мои все здесь,-отвечаю. — Вот, рядом все, делают точки.

— Нет ваш.

Пошли посмотрели, а это Самарин, лежит на спине, голый. Все тело и лицо выжжено 
шомполами.

Накаленный шомпол вжигался в тело во всю его толщину, и мясо обугливалось 
вокруг него, так всего сожгли. Он не помнит, как после ему стреляли в спину, и 
пуля вышла в живот. Так как все были истощены, в том числе и Самарин, то у него 
вокруг раны был кружок крови, миллиметра два ширины и полсантиметра ширины 
жидкого, как чай, зеленого от травы кала.

Он был жив. Тихо шевеля губами, сообщил, что немцев много, есть русские.

По рассказам, он был председателем артели и золотоискателем. Сибиряк.

Все стоявшие около Самарина Анатолия поняли лицо фашизма, невыразимую 
бесчеловечность издевательств. Даже не один зверь в мире не допустит того, как 
фашизм. Это поразило нас.

Доложил обо всем командиру полка, и он приказал мне принести Самарина на КП в 
санчасть. Двое суток мы не спали, не ели и не пили, было не до этого. Все время 
в ходу, да еще несли Самарина пять километров. Положили его в санчасть. Бойцов, 
которые со мной тащили, отправил на свои места.

Подошел к ручью попить, смотрю, у воды лежит икра. Ну, думаю, кто-то щуку 
поймал, а икру выпотрошил (в ручье щук не было). Вот повезло мне, взял и съел 
ее. Подошел к своим, старшина Григорьев Иван Николаевич говорит:

— Товарищ командир, мы лягушку поймали, сварили, давайте есть.