Невероятно, но, приняв 2-ю Ударную армию, Г.Г. Соколов отдал такой вот, словно 
бы из злой сатиры списанный, «суворовский» приказ:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии 
ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и 
нажимать.

2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На 
войне порядок такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, 
вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на 
том спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем 
колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот 
тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу 
не поддаваться. Уши и руки растирай снегом». (Приказ № 11 от 19 ноября 1941 
года)».

В результате под командованием этого генерала, словно бы сошедшего со страниц 
книг М.Е. Салтыкова-Щедрина, даже и переход до линии фронта дался 2-й Ударной 
армии нечеловеческими усилиями.

«Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить 
дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в 
ряду.

Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять 
минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. 
Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались не замерзшие 
болотистые места и речушки с наледью [60] на поверхности. Обувь промокала и 
промерзала. Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не 
разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины 
остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на 
себе»{25}.

Вот этим солдатам, смертельно уставшим уже по пути к фронту, и предстояло, 
согласно директиве Ставки, «прорвать… укрепленные позиции, разгромить… живую 
силу, преследовать неотступно остатки разбитых частей, окружить и пленить их…»

Сохранилась запись телефонного разговора К.А. Мерецкова со Ставкой.

«10 января. У аппарата Сталин, Василевский.

По всем данным, у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо 
отложить на день или два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. У 
русских говорится: поспешишь — людей насмешишь. У вас так и вышло, поспешили с 
наступлением, не подготовив его, и насмешили людей. Если помните, я вам 
предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а теперь 
пожинаете плоды своей поспешности…»

Следуя примеру нынешних антисталинистов, тут самое время порассуждать о 
коварстве Сталина, который, отправив две недели назад личное письмо Мерецкову, 
спровоцировал командующего Волховским фронтом на неподготовленное наступление, 
а теперь отстраняется от ответственности, перекладывая ее целиком на плечи 
командующего.

Но можно взглянуть на вопрос и с другой стороны…

В письме даже и намека нет на необходимость ускорить начало операции. Напротив, 
Сталин подчеркивал, что наступление не должно размениваться на мелкие стычки. 
Вот и сейчас он сдерживает Кирилла Афанасьевича, дает дни, чтобы все-таки 
подготовиться к прорыву.

Другое дело, что Мерецков от страха уже не способен был адекватно воспринимать 
слова Сталина.

Кирилл Афанасьевич не понимал даже, что Сталин ждет от него не рапорта о начале 
наступления, а конкретного результата — прорыва блокады Ленинграда.

Реакция Мерецкова на разговор со Сталиным была мгновенной.

В этот же день он сместил командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта Г. 
Г. Соколова. Но сместил не за пригодные только для фельетона приказы по армии, 
не за бездарность, не за неумелое управление войсками, а за промедление с 
наступлением… [61]

«В ночь на десятое января, — вспоминал о своем назначении генерал Н.К. Клыков,