полигона (последний, по мысли командующего, должен был воспроизводить в 
миниатюре театр возможной войны на западном операционном направлении).

Нередко Михаил Николаевич приходил в партбюро за советом. Его, например, 
глубоко волновал тогда вопрос устройства на работу начальствующего состава, 
уволенного из армии в связи с ее реорганизацией. Он вел обширную переписку с 
демобилизованными командирами, и не раз по его предложению партбюро связывалось 
с губкомами партии, высылало на места своих представителей, чтобы облегчить 
этим товарищам подыскание работы в народном хозяйстве.

М. Н. Тухачевского отличала высокая партийная дисциплина. Он был очень 
щепетилен, когда дело касалось выполнения любого партийного поручения. На 
собрания являлся минута в минуту, а если по каким-то исключительным 
обстоятельствам запаздывал, обязательно звонил мне по телефону и предупреждал: 
задержусь на столько-то.

Несмотря на свою популярность, Михаил Николаевич и здесь оставался неизменно 
скромным. Сидел обычно в предпоследних рядах, внимательно слушал всех, кто 
выходил на трибуну, а если выступал сам, то никогда не нарушал регламента.

На критические замечания коммунистов Тухачевский реагировал живо и 
непосредственно. Обычно сразу же после собрания он вызывал соответствующих 
командиров, выяснял, почему допущены те или иные недостатки, давал указания, 
как исправить положение, и определял для этого очень жесткие сроки.

Несмотря на огромную загруженность по службе, Михаил Николаевич охотно 
занимался пропагандистской работой. И не только в пределах штаба округа или 
войсках. Его знали как отличного докладчика железнодорожники смоленского узла, 
рабочие типографии имени Смирнова.

Ему до всего было дело. Все его волновало.

Помню, был у нас подшефный детский дом, расположенный километрах в 15–17 от 
города. Детям часто не хватало продовольствия. Очень плохо было с одеждой. Наша 
помощь лишь в малой степени возмещала все эти нехватки.

В один из воскресных дней Тухачевский сам отправился в этот детский дом. 
Вернулся он оттуда поздно ночью. Ездившая с ним коммунистка Е. Езарина 
рассказывала, что положение детей потрясло командующего. Он лично участвовал в 
заготовке для детдома дров, потом отправился в ближайшую деревню на поиски 
печника и действительно нашел там крестьянина, который взялся отремонтировать 
печи.

Не успел я закончить разговор с Езариной, как раздался телефонный звонок от 
Тухачевского. Михаил Николаевич интересовался, когда мы можем встретиться, 
чтобы хорошенько обсудить положение в детском доме. Я назвал время и вызвался 
сам зайти к Тухачевскому.

В комнате партбюро нас сидело трое. Там всегда было накурено и шумно, телефон 
почти не умолкал, беспрерывной вереницей шли посетители, особенно к Арону 
Когану – комсомольскому работнику Политуправления. Тухачевского это, однако, не 
смущало. Он решительно отклонил мое намерение вести беседу о подшефном детдоме 
в его кабинете.

– Когда будут служебные вопросы, я, конечно, попрошу вас к себе. А это дело 
партийное. В таких случаях члены партии должны являться к секретарю. 
Начальников у нас много, и, если вы станете ходить ко всем, вам не хватит 
времени…

Когда мы встретились, Михаил Николаевич располагал уже тщательно продуманными 
предложениями: как и откуда добыть для детдома топливо, кого выделить на 
заготовку дров, откуда взять подводы, на кого из штабных работниц и жен 
командиров возложить ответственность за пошив для детей одежды и белья.

Вечером по настоянию командующего собралось партбюро. Он сам доложил о 
бедственном положении детского дома. И как доложил! В памяти моей и поныне 
сохранилось великолепное начало этого доклада:

– Вчера я познакомился с хорошими, талантливыми детьми, которые хотят учиться, 
но не могут из-за тяжелых условий…

Михаил Николаевич и позже, вплоть до своего отъезда из Смоленска, постоянно 
интересовался делами подшефного детского дома. Да и не только его одного. 
Тухачевский вошел в губком с предложением о проверке состояния всех детских 
домов в губернии, неоднократно звонил в Детскую комиссию при ВЦИК, настаивая на 
принятии срочных мер по улучшению условий жизни детей, лишенных родительского 
попечения.

Почти с такой же нежностью относился Михаил Николаевич и к своим боевым 
товарищам, героям гражданской войны – Фабрициусу, Вострецову, Гаю, Дыбенко и