анализировались военкоровские заметки и редакционные статьи.

А когда М. Н. Тухачевский командовал войсками Ленинградского военного округа, 
там издали его брошюру о том, как надо освещать в красноармейской печати ход 
тактической подготовки бойцов и мелких подразделений. Мы сумели добыть ее для 
военкоров «Красноармейской правды», и могу сказать наверняка, что эта скромная 
книжечка многим из них помогла стать впоследствии профессиональными военными 
журналистами.

Характерной особенностью журналистской деятельности самого М. Н. Тухачевского 
было то, что он совершенно не терпел так называемого «заавторства». 
Неоднократные наши попытки подсунуть ему на подпись статьи, подготовленные 
сотрудниками редакции, отвергались с порога. Михаил Николаевич имел 
определенное литературное имя, свой литературный стиль, устойчивую литературную 
репутацию и очень дорожил этим.

Не могу не отметить и еще одну примечательную черту М. Н. Тухачевского. Он умел 
подбирать и ценить сослуживцев. Об этом достаточно красноречиво говорят 
написанные им аттестации на подчиненных ему людей. Вот, например, одна из них, 
характеризующая командира корпуса А. В. Павлова:

«Выдающийся работник. Обладает блестящим оперативным мышлением. Характера 
твердого и смелого. В походной жизни вынослив, искренне революционно настроен и 
предан Советской власти. Много работает в военно-научном деле. Вполне достоин и 
вполне подготовлен к должности командарма и командокра».

Аттестация немногословна, но человек виден со всех сторон. И за лаконичными 
фразами сразу улавливается теплота, сердечность отношений, глубокое уважение 
старшего к младшему.

А как часто именно этого не хватало нам в пору культа личности Сталина!




ВЕСЬ ДЛЯ ЛЮДЕЙ

Л. В. ГУСЕВА


В1920 году, работая в штабе Кавказского фронта, я впервые увидела Михаила 
Николаевича. Как и всех, кто с ним соприкасался, он поразил меня скромностью и 
демократизмом, сквозившими в каждом его слове, чувствовавшимися в каждом 
поступке.

Ни капельки важности, ни тени высокомерия!

Входя к нему в рабочий кабинет, никто не испытывал робости или смущения. Каждый 
знал: он идет к товарищу, будет внимательно и сочувственно выслушан.

Вскоре фронтовая судьба разлучила меня с М.Н.Тухачевским. Я и не думала, что 
когда-нибудь в дальнейшем пути наши опять пересекутся. А произошло даже нечто 
большее.

Мужа моего – командира Красной Армии – перевели в Смоленск, и мы оказались 
соседями с Тухачевскими по дому. Так я познакомилась, а затем на всю жизнь 
подружилась с женой Михаила Николаевича, умной, тактичной, располагавшей к себе 
молодой женщиной, Ниной Евгеньевной.

Она ввела меня в свой тесный, хотя и очень обширный, семейный круг. Тут было 
интересно всегда. Но особую привлекательность приобрел дом Тухачевских с 
переводом Михаила Николаевича в Москву. Какие там встречались люди! Как часто 
звучала чудесная музыка, исполняемая первоклассными музыкантами!

Мне особенно запомнился вечер, когда на квартире у Михаила Николаевича, на 
Никольской, собрались пианисты, которым предстояло ехать на конкурс в Варшаву. 
В этот раз здесь были Шостакович, Оборин, Брюшков. Поочередно они садились за 
рояль. Михаил Николаевич изредка делился с ними своим мнением о прослушанном, 
очень тактично делал замечания, И надо было видеть, с каким вниманием 
прислушивались к нему музыканты!

А после концерта – ужин, чай, долгие споры о музыке, композиторах, 
исполнительском искусстве.

Михаил Николаевич и Нина Евгеньевна умели создать обстановку непринужденности. 
У них каждый чувствовал себя легко, свободно, мог откровенно высказать свои 
мысли, не боясь, что его прервут или обидят.

В домашних разговорах Михаила Николаевича излюбленной темой было скрипичное 
дело. Он знал массу историй, связанных с изготовлением скрипок, и десятки