Мариановке…

В ноябре Михаил Николаевич уехал от нас на юг добивать Деникина. Не надолго 
осталась в Сибири и наша дивизия. В конце июня 1920 года ее перебросили на 
Западный фронт, и здесь мы снова попали под командование М. Н. Тухачевского.

Не поручусь за достоверность, но среди красноармейцев широко распространился 
слух, будто 27-ю Омскую дивизию по старой памяти вызвал сюда сам Михаил 
Николаевич. Так это было в действительности или совсем иначе, но подобные 
разговоры, несомненно, свидетельствовали о глубоких симпатиях личного состава к 
командующему фронтом. А с другой стороны, тут давала себя знать и гордость за 
свою дивизию, сознание того, что мы пришли на запад как надежная воинская сила.

Перефразируя старую русскую пословицу насчет попа и прихода, можно сказать: 
каков полководец, таковы у него и войска. На Западном фронте смелый и 
решительный характер М. Н. Тухачевского еще раз проявился в небывало высоких 
темпах развернувшегося наступления. Не зря Пилсудский писал впоследствии, что 
летом 1920 года под ударом красных войск «терялись генералы, мякли сердца 
солдат». Пилсудский не постеснялся признаться, что в ту пору его начальник 
штаба начинал свой ежедневный доклад стереотипной фразой: «Ну и марш! Ну и 
марш!»

По тем временам марш действительно был необыкновенным. 11 июля наша 27-я Омская 
совместно с 17-й стрелковой дивизией освободила Минск, а ровно через месяц, 11 
августа, мы вели уже бой под Варшавой.

В этом порыве сказывался и талант командующего, и высокие боевые качества войск.
 Одно дополнялось другим.

Тем не менее наш поход на Варшаву закончился неудачей. В. И. Ленин объяснял это 
прежде всего тем, что в решающий момент у нас не хватило сил. Лишь заведомые 
недоброжелатели М. Н. Тухачевского пытались свалить всю вину на него. Но партия 
и Советское правительство не отказали ему в своем доверии. Он был оставлен на 
посту командзапа, затем стал командующим войсками Западного военного округа.

К этому периоду и относится мое личное знакомство с Михаилом Николаевичем. 
Получив назначение на должность секретаря окружной газеты «Красноармейская 
правда», я имел возможность довольно часто встречаться с ним по разнообразным 
редакционным делам, а также на собраниях Военно-научного общества.

Время было очень интересное. Кипели горячие споры о советской военной доктрине. 
Одни пытались «увязать» ее с французской теорией позиционной войны, другие 
отдавали предпочтение германским идеям «блицкрига». Михаил Николаевич не 
преклонялся перед иностранными авторитетами. У него была своя живая, ищущая 
мысль. Выступая перед военной аудиторией и устно, и печатно, он умел придать 
рассуждениям о военной доктрине какой-то совершенно оригинальный поворот, 
вызывавший у слушателей и читателей желание подумать, поспорить.

М. Н. Тухачевский отлично понимал роль печатного слова в воспитании и обучении 
красноармейцев. «Красноармейская правда» всегда находилась в поле его зрения. 
Он внимательно следил за ней, подсказывал нам, как надо вести дело, чтобы 
газета лучше выполняла свои агитационные, пропагандистские и организаторские 
функции, надежнее помогала командованию.

– Прошу понять, товарищи, – говорил нам Михаил Николаевич, – что 
красноармейская газета это не просто листок информации, а и своеобразный 
учебник военного дела. Вот вы пишете, что в таком-то полку проходили занятия по 
сколачиванию отделения, такой-то боец действовал хорошо, такой-то плохо, и 
ставите точку.

Этого мало. Надо постараться раскрыть, чем именно хороши были действия 
замеченного вами красноармейца, как он учитывал обстановку, в чем проявились 
его смелость, находчивость. Тогда читатель запомнит ваше обращение к нему, 
сделает из ваших наблюдений определенные выводы и сам постарается действовать 
так же в сходной обстановке… Армия сейчас овладевает новой тактикой. Это дело 
непростое. Газета должна помогать бойцу конкретно, а не отделываться общими 
словами.

Однажды редактор «Красноармейской правды» В. А. Зудин отправился к М. Н. 
Тухачевскому попросить для газеты статью о задачах летней учебы.

– Статью я вам напишу, – согласился командующий, – но вы дайте мне возможность 
поговорить с вашими военкорами, о чем и как должны сейчас писать они.

На другой день мы действительно получили от Михаила Николаевича обещанную 
статью. Она была написана от руки на листках личного блокнота командующего, и к 
ней прилагалась записка с напоминанием о необходимости встречи с военкоровским 
активом. Мы, конечно, такую встречу подготовили. Было созвано окружное 
совещание военкоров, и командующий выступил на нем с интереснейшим докладом, в 
котором приводились убедительные примеры из жизни войск, обстоятельно