Михаил Николаевич сразу же захотел чем-нибудь помочь Ерденко. Но как это 
сделать поделикатнее, не ущемляя самолюбия музыканта? Была придумана вполне 
правдоподобная версия: будто бы во мне вдруг проснулась страсть к музыке (я 
когда-то числился второй скрипкой в корпусном симфоническом оркестре) и вот 
теперь, дескать, решил брать у старого учителя уроки. Договорились, что два 
раза в неделю буду ходить к нему.

С музыкальными занятиями у меня, конечно, ничего не вышло. Но Ерденко получил 
аванс примерно за полгода вперед.

В Тухачевском жила постоянная щедрая потребность помогать людям, особенно людям 
искусства, науки. В этом сказывалась не только его природная доброта, но и 
неизменное убеждение в том, что для строительства нового общества нужны 
музыканты, художники, писатели, ученые. Его никогда не оставляла мысль о 
повышении общей культуры народа и армии. Сам он являл собой пример неустанного 
самоусовершенствования.

Запомнился один из вечеров, проведенных у Тухачевских. За чаем сидели Феликс 
Кон, Печерский, Емельян Ярославский и еще несколько человек. Разговор зашел о 
теории относительности Альберта Эйнштейна. Михаил Николаевич, Феликс Кон и 
Ярославский не уступали друг другу в эрудиции. Я, рискнув включиться в их 
беседу, задал вопрос: что может быть общего у теории относительности и военного 
дела?

Михаил Николаевич принялся увлеченно объяснять, что в теории относительности 
Эйнштейн большое внимание уделяет пространству и времени, которые, как известно,
 и в военном деле играют не последнюю роль. Все более воодушевляясь, он 
развивал мысль о необходимости самых широких знаний для командиров Красной 
Армии. Не только генштабисты, но и строевые офицеры должны овладевать высшей 
математикой, механикой, физикой.

Двадцативосьмилетний начальник академии рисовал далекую для того времени 
перспективу. Многое, очень многое из того, что он говорил в тот вечер, давно 
уже стало реальностью. И этот великолепный дар предвидения, эта 
целенаправленность в мыслях и действиях лучше всего свидетельствовали о том, 
что М. Н. Тухачевский в академии, как и прежде на фронте, оказался на месте.

Пребывание Михаила Николаевича на посту начальника академии было сравнительно 
непродолжительным. Однако и за это время сделать он успел многое.




ЕГО УКРАШАЛА СКРОМНОСТЬ

А. М. УРАЛЬЦЕВ


Когда я всматриваюсь в далекие годы прошлого, воскрешаю в памяти незабываемые 
события гражданской войны и первых лет Советской власти, вспоминается прежде 
всего молодежь того времени. Молодежь рабочая. Молодежь солдатская и матросская.
 Молодая интеллигенция.

Молодежь была ударной силой революции. Из ее рядов наша партия черпала кадры 
самоотверженных бойцов для фронта и талантливых организаторов для тыла.

У нас, на родине В. И. Ленина, в бывшем Симбирске, первым председателем 
губисполкома был тридцатилетний рабочий-металлист М. А. Гимов, а во главе 
губкома РКП(б) стоял слесарь-инструментальщик и профессиональный революционер 
двадцатичетырехлетний И. М. Варейкис. В тот же период городскую партийную 
организацию возглавлял двадцатилетний техник Григорий Каучуковский, а его 
ровесник студент Александр Швер редактировал первую советскую газету.

Летом 1918 года Симбирскую губернию охватило пламя гражданской войны. На ее 
территории началось формирование 1-й Революционной армии, и командование этой 
армией было доверено бывшему поручику двадцатипятилетнему М. Н. Тухачевскому.

О моих встречах с Михаилом Николаевичем Тухачевским и впечатлениях от них мне и 
хочется рассказать здесь.

Впервые я увидел М. Н. Тухачевского в начале сентября 1918 года в поселке 
Чуфарово, Московско-Казанской железной дороги. Там располагался тогда штаб 1-й 
Симбирской Железной дивизии. Пути были забиты эшелонами. Готовилось наступление 
на Симбирск.

Я занимал в то время очень скромную, но хлопотную должность: 
красноармеец-письмоводитель, а попросту – писарь. Работы было невпроворот: 
дивизия принимала пополнение. Прибывали команды мобилизованных, шли добровольцы.