Сменялись привычные картины матушки-Руси с ее нищенскими деревушками, погостами 
да деревянными церковками. На станциях крестьянки предлагали печеную картошку, 
молоко, ягоды. Вместо денег просили какую-нибудь одежонку или обувь, мыло или 
соль.

На письменном столе у Тухачевского я заметил томик Пушкина, раскрытый на 
«Истории Пугачевского бунта». Рядом лежали «Походы Густава Адольфа», 
«Прикладная тактика» Безрукова, «Стратегия» Михневича. Михаил Николаевич 
перехватил мой взгляд.

– Да, – вздохнул он, – со времен Разина и Пугачева этот край не знал войны. А 
теперь вот пожалуйста…

О чем бы ни заходила речь, мысли Тухачевского неизменно возвращались к военным 
событиям. Больше всего его занимали тогда вопросы организационные. Вместе с 
Устичевым, имевшим солидный военно-административный опыт, он разрабатывал штаты 
полков, дивизий, штабов. Не выпускались из поля зрения и армейские склады и 
ротные обозы. Это была кропотливая и сложная работа, требовавшая недюжинных 
способностей.

На каждой крупной станции Тухачевский устанавливал связь с Инзой, вел 
переговоры то с одним, то с другим работником своего штаба. Положение на фронте 
было крайне тяжелым, особенно под Симбирском. Еще из Пензы Михаил Николаевич 
телеграфировал начали нику Симбирской группы войск Пугачевскому:

«Обстановку знаю. Держитесь на занимаемой позиции. Скоро в Инзу прибудет 
Мценский полк, который немедленно вышлю на помощь к вам…»[21 - ЦГАСА, ф. 157, 
оп. 3, д. 30, л. 28.]

Этот полк мы встретили в пути 21 июля. Тухачевский вызвал к себе его командира 
А. Г. Реву, расспросил состоянии полка, подробно ознакомил с обстановкой 
приказал сейчас же двигаться на Киндяковку, атаковать; противника с тыла и 
войти в связь с Симбирской группой.

Запомнился мне и еще один путевой эпизод. Мы нагнали 4-й Видземский латышский 
стрелковый полк Я. Я. Лациса. Полк этот пользовался доброй славой. Но произошли 
какие-то неурядицы, солдаты были чем-то недовольны и отказались двигаться 
дальше на фронт. Об этом, насколько я помню, доложил Тухачевскому комендант 
станции Рузаевка. Михаил Николаевич сам отправился к латышам. Поговорил со 
стрелками, разобрался в причинах отказа, тут же принял какие-то меры чисто 
организационного порядка и «забузивший» полк как ни в чем не бывало выступил по 
указанному ему маршруту…

На станцию Инза мы прибыли рано утром 22 июля. Отсюда Казанская железная дорога 
разветвлялась на Симбирск и на Сызрань. Пристанционный поселок coстоял из 
нескольких домов, старой кирпичной казармы и 20–25 дощатых бараков питательного 
пункта, построенных для проходящих воинских эшелонов в первую мировую войну. 
Весь штаб армии размещался в вагонах, хотя мог бы устроиться и получше, в 
стационарных поселковых помещениях. Но Михаил Николаевич заботился не только о 
своем штабе и подчиненных ему войсках. Коммунисту Тухачевскому близки были и 
нужды рабочих Инзенского узла, ютившихся в страшной тесноте. Сохранился 
любопытный документ тех дней, являющийся ярким свидетельством этой черты 
характера командарма 1-й Революционной. Не могу удержаться от соблазна 
воспроизвести его здесь.

«Инзенский районный исполнительный комитет на общем собрании 18 июля с. г. 
постановил:

Поручить делегатам – председателю Инзенского районного комитета Андрееву, 
секретарю Николяй и врачу 20 участка Заглухинскому выразить глубокую 
благодарность командующему 1-й Революционной армии тов. Тухачевскому и 
начальнику штаба тов. Захарову от лица всех рабочих, служащих и мастеровых 
Инзенского района за предоставление 11 бараков под квартиры…»[22 - ЦГАСА, ф. 
157, оп. 3, д. 26, л. 41.]

Но вернемся к прерванному рассказу о нашем приезде в Инзу. Там было очень 
неспокойно. Начальник штаба армии Иван Николаевич Захаров доложил Тухачевскому, 
что связь с Сенгилеевской и Симбирской группами войск утеряна. Левый фланг 
армии в пространстве между железными дорогами Инза – Сызрань и Инза – Симбирск 
оказался оголенным. Под непосредственной угрозой находилась и Инза. Противнику 
достаточно было подбросить сюда один усиленный батальон, чтобы разгромить 
армейский штаб и захватить всех нас во главе с командармом в плен.

Вскоре стало известно, что Симбирск занят противником. Мое назначение 
начальником штаба Симбирской группы само собой отпадало.

Толстой, вступивший уже в исполнение своих обязанностей, пригласил меня к 
командарму. В салон-вагоне происходило совещание. Кроме Михаила Николаевича 
здесь находились О. Ю. Калнин, И. Н. Устичев, старшие адъютанты – по 
оперативной части Диков и по разведывательной Скворцов. Иван Николаевич Захаров