– В эту ночь мы победили агитацией. И тут вы, товарищ Тухачевский, тоже 
показали себя грозным противником контрреволюции.

Эти слова вызвали веселое оживление. Смех развеял кошмар минувшей ночи.

Варейкис предложил Тухачевскому возглавить войска в Симбирске.

Тухачевский взял под козырек.

Со свойственной ему энергией он принял меры, диктовавшиеся обстановкой. Была 
введена усиленная охрана важнейших объектов города, в войска пошло оповещение, 
которым отменялись все изменнические приказы Муравьева, произошла замена 
командования Симбирской группы войск.

Тут же Тухачевский вместе с председателем губисполкома М. А. Гимовым подписал 
воззвание к красноармейцам и трудящимся Симбирской губернии, объяснявшее 
последние события.



Ликвидация муравьевского мятежа предотвратила грозную опасность, нависшую над 
Советской республикой. Но Симбирск все же не удалось отстоять. Измена главкома 
очень болезненно сказалась на войсках: появилось огульное недоверие ко всем 
командирам, ослабла дисциплина. Белогвардейцы не замедлили воспользоваться этим.
 От обороны они перешли к наступательным действиям, и наши части, до того 
великолепно сражавшиеся, оказались не в состоянии противостоять их натиску. 
Фронт стремительно покатился к западу.

М. Н. Тухачевский больно переживал неудачи армии, но не терял присутствия духа. 
Он работал без отдыха, без сна. Не ограничивался одними лишь оперативными 
распоряжениями, а широко пользовался и средствами политического воздействия на 
подчиненных.

Вспоминаю случай с Уфимским коммунистическим инженерным отрядом. Одно время в 
этот отряд проникли паникерские настроения. Люди были подавлены поражениями, 
понесенными на пути от Уфы к Симбирску, и всячески стремились уйги подальше в 
тыл.

Командир отряда поплелся в хвосте этих настроений. Более того, попытался 
оправдать их. В рапорте командарму он доказывал неправильность использования 
технического отряда в качестве пехоты и настаивал на отправке в Казань для 
переоснащения.

При нормальной боевой обстановке это могло быть правильным. Но под Симбирском 
зрела катастрофа, и для предотвращения ее приходилось прибегать к 
сверхординарным мерам. Тухачевский приказывает отряду остаться в Симбирске и 
обращается к партийной совести бойцов. Он зовет их выполнить революционный долг.


«Как командарм и коммунист, – пишет он, – считаю, что выставленные Вами мотивы 
не освобождают Вас от обязанности защищать Советскую власть в Симбирске в столь 
критический момент. До сих пор я еще никогда не слышал, чтобы члены нашей 
партии отказывались бороться за Советы.

А потому вперед! Я еду вместе с Вами!»[13 - ЦГАСА, ф. 157, оп. 3, д. 26, л, 70.
]

Это возымело свое действие. Уфимский отряд честно дрался на подступах к 
Симбирску.



Михаил Николаевич понимал, что в условиях упадка морального духа войск 
командиры всех степеней должны быть поближе к бойцам. Поглощенный бесконечным 
множеством обязанностей, он находит время побывать то в одной, то в другой 
части.

Тяжелая ситуация создалась в 4-м Латышском стрелковом полку. Этот полк, только 
что выведенный в резерв после почти двухмесячных боев на сызранском направлении,
 отказался выполнить приказ о выступлении под Симбирск. Увещевания командира и 
комиссара полка не помогли. Но вот среди латышских стрелков появляется 
командарм и во всеуслышание объявляет, что если они не выступят, то он 
возглавит их командиров и сам пойдет на выручку 1-го Латышского полка, 
сражающегося в Симбирске во вражеском окружении. Стрелки заколебались, стали 
митинговать» 170 человек вместе с командирами и политработниками сомкнулись 
вокруг Тухачевского. Образовавшийся таким образом отряд стал без промедления 
грузиться в эшелон. Это окончательно переломило настроение у остальных. 4-й 
Латышский стрелковый полк вновь обрел боеспособность.