Так Тухачевский получил возможность наблюдать почти театральное представление, 
где Муравьев исполнял роль Бонапарта, слышать демагогические речи этого 
авантюриста перед бронедивизионом, который предназначался для развития 
первоначального успеха 1-й армии, но по вине эсеров застрял в Симбирске.

Бесстыдно обманывая солдат, Муравьев заявил, будто Тухачевский и Симбирский 
совдеп хотели арестовать и расстрелять их командира. Те клюнули на эту удочку. 
Нашлись истерики, а возможно, и специально подобранные негодяи, которые стали 
требовать немедленного расстрела Тухачевского. Однако Муравьев решил блеснуть 
своим великодушием.

– Это всегда успеется, – возразил он и велел взять арестованного под стражу.

Тухачевский был водворен в вагон. Для охраны его Муравьев выделил две 
бронемашины, а с остальными двинулся в центр города и блокировал здание, в 
котором размещались Симбирский губисполком и комитет большевиков.

В тот же день на совещании с местными левыми эсерами Муравьевым была 
провозглашена «Поволжская республика» и сформировано «правительство». После 
«освобождения Москвы» в состав последнего предполагалось ввести членов ЦК левых 
эсеров и представителей от левых коммунистов. Чтобы прикрыть контрреволюционную 
сущность мятежа, его главари пытались склонить на свою сторону и 
коммунистическую фракцию губисполкома.

Коммунисты во главе с И. М. Варейкисом согласились выслушать Муравьева. Надо 
было выиграть время. В частях обманутого Симбирского гарнизона широко 
развернули нелегальную работу большевистские агитаторы. Некоторые из агитаторов,
 в том числе и автор этих строк, были схвачены муравьевцами. Но красноармейцы 
уже узнали правду, и в комитет партии одна за другой потянулись делегации от 
войск с заявлениями о верности совдепу и готовности бороться с изменниками.

Не бездействовал и Тухачевский. Он быстро сориентировался, как следует вести 
себя в обстановке мятежа, построенного на бессовестном обмане бойцов.

Вот что рассказывал об этом сам Михаил Николаевич:

«Я остался арестованный в одном из вагонов команды броневиков, окруженный 
часовыми… Когда среди них улеглось первое возбуждение, я начал агитацию против 
Муравьева. На вопрос одного из них, за что я арестован, я ответил: «За то, что 
большевик». Это произвело сильное впечатление, так как почти все они были 
большевиками. Я объяснил им, что происходило в эти дни в Москве. Тут они поняли,
 что пошли против себя, примкнув к Муравьеву. Они много совещались и тайно 
послали, наконец, делегатов к своим товарищам, к Совету.

Через несколько часов пришло известие, что команда броневиков тайно решила 
арестовать Муравьева и своего командира. Я был освобожден…».[12 - Письмо М. Н. 
Тухачевского в Наркомвоен. См. сб. «1918 год на родине Ленина», стр. 331–332.]



В ночь на 11 июля в здании бывшего Кадетского корпуса наступила развязка 
событий. Муравьев, явившийся на заседание Симбирского губисполкома с довольно 
многочисленной эсеровской свитой, был решительно разоблачен как предатель и 
изолирован. Он пытался вырваться, но в дверях натолкнулся на засаду, открыл 
стрельбу, ранил нескольких бойцов и ответными выстрелами был убит сам. Его 
сообщники тотчас же без сопротивления подняли руки.

Главный организатор героической ликвидации мятежа И. М. Варейкис взял на себя 
командование войсками, верными Совету. Немедленно была организована боевая 
экспедиция для разоружения штаба Муравьева. Комната президиума губисполкома 
сама превратилась в импровизированный штаб.

Здесь мне довелось быть свидетелем еще одной встречи Тухачевского с симбирскими 
коммунистами. Произошла она рано утром 11 июля. По залу, примыкавшему к комнате 
президиума губисполкома, раздались четкие быстрые шаги, и в проеме 
распахнувшейся двери мы увидели командарма 1-й. Он прибыл со станции на 
автомобиле бронедивизиона.

Варейкис встал из-за стола и пошел навстречу Тухачевскому. Они обнялись и долго,
 крепко жали друг другу руки.

Тухачевский, невзирая на пережитое, как всегда подтянутый и бодрый, доложил обо 
всем, что с ним произошло, и пожалел, что в решительный момент не был здесь 
вместе со всеми товарищами.

– Пусть вас это не тревожит, – успокоил его Варейкис. – Ваша твердая линия в 
Первой армии была чрезвычайно важна для борьбы партии с муравьевщиной.

И, улыбнувшись, добавил: