в озере в этот период могла составлять ориентировочно 2,5 – 3,0 м. В 
последующие два дня 18 и 19 сентября ветер усиливался до 14 – 17 м/сек и высота 
волн могла быть больше.

17 сентября Шилову, Хорошхину и Караваеву стало известно, что ночью штормом 
разбило буксир «Козельск» и несколько барж с продовольствием, выбросило также 
на берег самоходное судно «Калинин».

А днем 17 сентября Ладожское озеро показало свою грозную силу в полной мере.


* * *

Мне довелось быть одним из лучших гимнастов училища. Перед началом Великой 
Отечественной войны, примерно в апреле-мае 1941 года я занял первое место в 
соревнованиях по программам «с листа» на первенство спортивного клуба 
Ленинградской военно-морской базы. Подняться на крышу рубки без трапа – для 
меня не было вопросом. А с крыши рубки окружающая обстановка просматривалась 
значительно дальше. Пароход «Орел» виделся впереди темным силуэтом.

Казалось, черные тучи опустились совсем низко. Волны были высокими, шли они 
длинными валами. С крыши рубки виделось, как тупой нос баржи медленно, как бы с 
огромным трудом, поднимался на гребень вала и разбивал его верхушку, а когда 
нос начинал опускаться во впадину, то уже в этот момент чудилось, что баржа 
получила поперечный излом где-то в центральной части, так как нос баржи круто 
шел вниз.

В это время волна накатывалась по носу справа под острым углом.

Удары волн по корпусу сотрясали, и казалось, что баржа сталкивается с 
массивными таранами.

Рядом скрипела мачта. Баржа кренилась, и мне приходилось то и дело 
балансировать, двигаясь по крыше рубки.

Для улучшения своей собственной плавучести мне пришлось швырнуть за борт 
вещевой мешок, я разделся, остался в тельняшке и кальсонах.

На крышу рубки влез курсант Серебровский, сел на крыше и тут же почувствовал, 
как рубка съезжает с баржи за борт. Палубный же настил баржи еще оставался на 
месте, и большинство людей на нем – тоже.

Рубку сорвало с палубы целиком и сбросило за борт.

Сильнейшее потрясение вызвали эти минуты трагедии.

Начиналась самая тяжелая ее фаза, когда шторм стал терзать баржу, выворачивая 
настил палубы и все, что было можно сломать и выбросить, унося с палубы людей 
десятками.

Оказавшись смытым с палубы вместе с другими, Сокальский ухватился за какую-то 
полупустую бочку и плавал среди волн, придерживаясь за нее.

Многих людей смыло с баржи мгновенно, таким образом, что в первый момент у них 
возникало какое-то недоумение и было как-то даже непонятно – как же это 
произошло?

Подобное первичное ощущение было у курсантов Ермолина, Якименко, у лейтенанта 
Алексашина, у курсантов Шитикова и у многих других.

Находясь на крыше рубки, я как-то не ощутил того момента, когда волновой вал 
оторвал рубку от палубы, и поразился тому, что рубка вдруг, ни с того ни с сего,
 поплыла за борт, чего никто не мог даже предполагать, и поплыла за борт ровно, 
даже без крена.

За бортом рубка стала быстро погружаться также почти без крена. Сначала мне 
пришлось так и стоять, как прежде, на ее крыше, пока сам не погрузился до пояса,
 и только тогда уже оттолкнулся от крыши рубки и поплыл.

Женщины и дети, размещенные в рубке, вероятно, в первый момент ее движения даже 
не поняли наступившей для них последней минуты, потому что внутри рубки было 
как-то тихо, кричали на палубе только те, кто стоял рядом с рубкой.

Рубка была оторвана, сброшена и утоплена за бортом за одну минуту, поэтому 
женщины в ней, по всей вероятности, в эти мгновения успели лишь прижать детей к 
себе, поскольку для борьбы за жизнь не было ни секунды.

Оказавшись среди волн, я поплыл в сторону от баржи, не имея под рукой никакой 
деревянной опоры. Держаться около баржи показалось делом безнадежным. К тому же 
плавать я умел хорошо и сил было много.