санки, сгибаясь под  тяжестью груза. Одни везли  вязаночки  дров, другие - в
бидонах и  ведрах -  воду,  третьи перевозили  домашний  скарб,  четвертые -
больных.  Основная  масса пешеходов  - женщины. Что бы мы  делали  без  них?
Мужчины оказались более хрупкими, они выходят из строя быстрей.
     Женщины вытачивают снаряды, отдают свою  кровь,  ухаживают за ранеными,
обезвреживают неразорвавшиеся  бомбы и снаряды, гасят  пожары, присматривают
за  ребятишками,  стоят за продуктами в  очередях,  ходят  за водой на Неву,
поддерживают порядок в  домах...  Да  разве  перечислишь все, что приходится
делать женщинам в осажденном городе!
     Лишения и заботы сильно изменили недавних франтих. Они одеваются во что
попало,  лишь  бы согреться,  не  обморозиться.  Самой  модной одеждой стали
ватные стеганые брюки, такие же  ватные куртки и шерстяные платки.  Но  этой
легкой одежды не  хватает.  В ход  пошли долгополые  допотопные шубы, салопы
бабушек,  манто.  Чтобы  они не волочились  по земле и не мешали ходить,  их
подвязывают солдатскими ремнями и веревками.
     Бредут  женщины с  тусклыми  взглядами, опухшими лицами, с  мешками под
глазами. Впрочем,  многие красят  губы  помадой, чтобы они не  трескались на
морозе.
     Дорогие мои ленинградки,  что же сделала с вами война! Ведь  еще совсем
недавно нас, военных моряков,  вы встречали приветливыми взглядами и добрыми
улыбками. Сейчас же  некоторые блокадницы смотрят  на  нас отчужденно, почти
враждебно, словно обвиняют: "Это вы  так близко подпустили фашистов к городу
и  обрекли нас на муки!"  Но озлобленных женщин  немного.  У большинства нет
неприязни к  военным, они просто потупляют взгляд или  стыдливо отворачивают
худые  носатые лица,  чтобы  мы не могли  разглядеть преждевременных морщин,
синяков и "цыпок" под глазами. А если какая взглянет невзначай, то смущенно,
как бы прося прощения за то,  что она  подурнела. Очень уж  тяжела жизнь без
воды, тепла и электрического света.
     Если будем живы,  то  надо  в самом центре города  воздвигнуть памятник
безымянной блокаднице - ленинградской женщине, которая взяла на себя  тяготы
осажденного города, сумела выжить и помочь мужчинам не сдаться врагу.
     Ленинградка на монументе не  будет  выглядеть рослой  и могучей,  какой
обычно изображают мать -  Родину, ее надо делать  хрупкой  и худенькой. Ведь
все величие ее в том, что вот такая на вид слабенькая женщина сохранила силу
духа и сумела одолеть пещерную мглу, почти полюсный холод и смерть.
     Ее  надо поднять на  пьедестал вместе с  детскими саночками.  И пусть в
глазах ее светятся, не  слезы, а непримиримость. Слез не осталось, они давно
выплаканы.
     Все это я  придумал  в  пути, едва  передвигая  ноги.  На  корабле  мне
повезло.  Лекарский помощник,  который  увлекается  стихами, увидев,  как  я
промерз  и  устал, приготовил горячую хвойную ванну.  Этакой благодати я  не
надеялся  увидеть  даже во  сне.  Мороз, тьма,  а тут электрический  свет  и
колышется  зеленоватая  прозрачная  вода,  которая  приятно пахнет  хвоей  и
прогревает тело, покрытое гусиными пупырышками.
     Блаженствовал минут сорок.
     Стрельбы сегодня нет, а может, я не слышал далеких разрывов.
     20 января. Накопив много материала для газеты и листовок,  я собрался в
Кронштадт. Мороз усилился. Военком  минзага Коваль, сочувствуя мне, приказал
старшине  из  баталерки выдать на дорогу  сухой паек,  при  этом  добавил  -
"согревающий".  Я   получил  большой  сухарь,   банку  рыбных  консервов   и
четвертинку водки. Навряд ли это можно назвать сухим  пайком, но согреться и
насытиться им можно.
     До Горской наша  машина добралась  за восемьдесят минут. По пути четыре
раза  у нас  проверяли пропуска.  На лед  не  хотели пропускать: недавно был
обстрел.  Мы  подошли  к  командиру  контрольно-пропускного пункта  и  стали
убеждать:
     -  На  таком морозе  вода  мгновенно  стынет.  Чего вы  опасаетесь,  мы
проскочим.
     И он  нас пропустил. А зря.  Черная вода в полыньях еще не  застыла. От
нее поднимался пар и на ветре мгновенно превращался в колючую водяную пудру.

     От  каждой  полыньи   веером  расходились  трещины,   из  которых  тоже
проступала вода. Лед под нашей  легковушкой колыхался и потрескивал.  Только
благодаря умелому маневрированию и  скорости  мы проскочили опасные  места и
довольно быстро добрались до Котлина, А там дежурному сказали, что  грузовые
машины нельзя выпускать на лед, утонут.
     В таких случаях рисковать нелепо. Глупейшая гибель.
     Мое "войско", пока я отсутствовал, несколько подраспустилось. Корректор
занялась шитьем, а наборщицы и  печатник за пять пачек концентрата гречневой
каши печатали бланки для военторга. Клецко же, оставшийся за старшего,  по -
медвежьи отсыпался. Он прерывал дремоту лишь на завтрак, обед и ужин. От сна
опух и стал каким - то серо - зеленым.
     Взяв его в оборот, я спросил:
     - Почему позволяете на нашей бумаге печатать бланки?
     -  Я здесь мелкая  сошка, - стал жаловаться он. -  Если прикажут - могу
сказать только "есть", на большее у меня нет полномочий.
     - А  почему столько времени уделяете  сну, когда не  собран материал по
ремонту кораблей?
     - Сплю, чтобы не думать о еде, - начал дурашливо оправдываться он.
     Я пригрозил,  что  если  еще раз застану  его днем  спящим,  то немедля