Мы  сняли с нее вещевой мешок  и  принялись  растирать  плечи,  пальцы,
щеку...  Делали  это  старательно,  но, видно, не  очень  умело, потому  что
девушка принялась отбиваться:
     - Хватит...  довольно... вы содрали кожу...  болит!  И на  глазах у нее
выступили слезы. Пришлось припугнуть.
     - Не плачьте! Слипнутся ресницы, не раскроете глаза.
     И  медичка  мгновенно умолкла, а затем  уже сама  вытерла  платком лицо
досуха. Оно у нее пылало.
     Пятитонка довезла нас до Каменного  острова. Здесь машина сворачивала к
складам,  укрытым в  парке. Мы все  сошли на  дорогу  и  отправились  дальше
пешком.
     Первое, что  нас  потрясло,  -  это  обилие трупов.  Потоки  саночек  и
спаренных лыж, на которых, словно мумии, лежали завернутые в простыни либо в
портьеры, занавески и ковры ленинградцы, умершие от истощения.
     Впрягшись  по  два -  три  человека  в  импровизированные сани,  тащили
покойников на кладбище подростки и женщины. Мужчины встречались редко. А кто
не мог раздобыть лыж или саней, волочили  своих родственников в оцинкованных
лоханях,  в  длинных,  грубо  сколоченных  ящиках из фанеры, поставленных на
полозья.

     Некоторых  силы  покидали в пути. Они садились  на саночки с  трупами и
понуро отдыхали, а может быть, медленно умирали.
     Мы  подошли  к   двум   женщинам,   закутанным   в  шерстяные   платки,
перекрещенные "а груди.
     - Вам дурно? Чем можем  помочь? На  нас уставились  непомерно .большие,
скорбные глаза.
     - Вы же не пойдете с нами на кладбище? - с трудом проговорила одна.
     - Нет, спешим.
     - Тогда обойдемся... дотащим как-нибудь сами.
     Двум ремесленникам, везшим в  ящике убитую  снарядом мать,  мы дали  по
сухарю. Они тут же начали их грызть.
     Медичка спросила:
     - А отец у вас есть?
     - На фронте, - ответил, хмурясь, старший. - В том месяце писал.
     - Куда же вы теперь денетесь?
     - Перейдем жить на завод. Нам позволили.
     Трамвайная линия  на  Кировском проспекте  была погребена  под  толстым
слоем плотно утоптанного снега. Автобусы не ходили. Пешеходы шагали прямо по
мостовой.  Многие из них  тащили  за собой детские саночки. Саночки в городе
стали главным видом транспорта.
     На площади Льва Толстого застряла пятитонка. Издали показалось, что она
загружена сеном, прикрытым брезентом, а когда мы подошли  ближе, то увидели,
что в кузове горой лежат окостенелые на морозе трупы.
     Уже  было два часа дня. Вдруг начался артиллерийский обстрел. Снаряды с
характерным шуршанием и свистом пролетали над нами и хлестко разрывались где
- то вблизи за домами. Эхо повторяло грохот.
     - Сейчас накроет, - сказал Семенов. - Надо бы переждать.
     Мы поспешили  под сводчатую арку ворот и там, прижавшись к стене, стали
прислушиваться. Это вызвало у проходившей мимо ленинградки презрение:
     - Тоже вояки! Обстрела испугались!

     Нам  стало  неловко. Сделав  вид,  что  мы  укрылись  от  ветра  только
покурить, подымили малость  и вышли на панель. Впереди на  мостовой вспыхнул
оранжевый  клубок разрыва. Зацокали  по стенке  дома  осколки, и  с  верхних
этажей посыпались  стекла. Глупо  было  шагать  навстречу  опасности,  когда
вокруг  были  надежные  укрытия,  но  так  поступали  ленинградцы,  и нам не
хотелось позориться.
     В  переулке почти против кинофабрики в зеленоватый пивной киоск  угодил
шальной снаряд  и  разбил  его в щепы.  К  месту взрыва  мгновенно  кинулись
женщины и  принялись растаскивать обломки. Их не  пугала смерть - необходимы
были щепки, чтобы сварить обед и хоть немного  погреться у жестяных печурок,
которые, как в дни гражданской войны, вошли в быт блокадников.
     У памятника "Стерегущему"  сворачиваем вправо  и  шагаем  вдоль  парка.
Мороз  выбелил поблескивающей  изморозью  стены  домов,  столбы,  деревья. В
Зоологическом саду тишина. Там уже нет ни зверей, ни птиц.
     Мы  не  привыкли  к длительной  ходьбе, быстро взмокли и  выдохлись.  У
стадиона имени Ленина  сели отдыхать. Потом,  едва волоча  отяжелевшие ноги,
пересекли мост и, изнемогая от  усталости, дотащились  до Морской  академии.
Здесь выяснилось,  что свои  продовольственные аттестаты мы  должны сдать  в
столовую Дома флота.
     Аттестаты у нас приняли, но поесть не дали.
     - Приходите завтра, сегодня на вас не выписали.
     - Но у нас же пропадает питание за целый день.
     - Нас это не касается. Надо было в Кронштадте взять сухим пайком.
     Никакие уговоры не  помогли. В  Ленинграде  на  учете каждая  крупинка.
Здесь морское гостеприимство уже не действует. Нам только разрешили налить в
кружки горячего кипятку.
     В Доме флота ютились композиторы. Все они  собрались в столовой у рояля
и проигрывали только  что  сочиненную  песню. Я  не стал  слушать, надо было
устраиваться  на  ночлег.  Куда  же  идти?  Решил  разыскать на Неве  минный