заградитель "Урал". На нем теперь находилось наше начальство и политотдел.
     На всякий  случай я подошел к  телефону  н позвонил домой.  И мне вдруг
ответила обрадованная теща.

     - Приходи, покажись. У нас на кухне тепло, можешь переночевать.
     - Спасибо, - поблагодарил я, - постараюсь прийти.
     Это чудо, что в холодном, обледеневшем городе действует телефон.
     Я захватил из Кронштадта письма политотдельцев. Первым делом нужно было
отнести их на "Урал". Перейдя на другую сторону застывшей Невы по Дворцовому
мосту,  слева  я увидел  знакомые  скошенные мачты  "Полярной  звезды". Яхта
стояла вмерзшей в лед прямо перед дворцом.
     Издали она казалась сказочным кораблем, построенным  из хрусталя. Борта
выбелило.  Весь такелаж покрыло пушистым  инеем. С  антенны  и  труб свисали
сосульки. На палубах - ни души. Словно все оцепенело от холода. Даже часовой
у трапа, закутанный  в длиннополый тулуп с поднятым заиндевевшим воротником,
стоял неподвижно,  точно замороженный. Но когда я  подошел  к нему вплотную,
часовой,   как   бы   очнувшись,  козырнул,   Он  узнал   бывшего  редактора
многотиражки.
     - Где "Урал" стоит? - спросил я у него.
     - У Летнего сада, третьим от нас, - доложи л подводник.
     "Урал" прежде  был  обыкновенным пассажирским пароходом.  Лишь во время
войны  его  вооружили пушками  и  превратили  в минный заградитель.  Показав
дежурному по кораблю удостоверение, я прошел в носовую часть, где находились
каюты политотдельцев. Но там никого  не застал. Все  ушли  ужинать  в кают -
компанию.
     "Ну и сглупил же, сдав аттестат в Доме флота! - принялся корить я себя.
- Здесь бы меня обязательно покормили".
     Досадуя,  я  прошел в  каюту пропагандистов, снял шинель  и  взглянул в
зеркало. На меня смотрел малознакомый морячок, с запавшими глазами и  сильно
похудевшим лицом. Чувствовалось, что он  очень устал и ослаб: волосы  на лбу
слиплись, лицо покрывали капельки пота.
     - Нда - а, братец, слабаком стал!  - произнес я вслух. - Сможешь ли без
ужина завтра ноги таскать? И мне вдруг ответил голос Радуна:
     - Ужин будет... устроим.
     В дверях стоял ухмыляющийся бригадный комиссар.
     - Почему вид такой заморенный? - спросил он. - Заболел?
     - Никак нет, - ответил я. - Много пешком прошел... выдохся.
     - А у нас машины не дали?
     - Какое! Отказали.
     -  Ну, я  этому новому задам. Будет знать,  как игнорировать редактора,
отмеченного флотской печатью.
     Мне почудилась в его словах ирония. Я взглянул на бригадного комиссара,
но не уловил насмешки в глазах.
     Радуя провел меня в свою каюту, усадил в кресло и, позвонив на  камбуз,
приказал принести два ужина.
     Этакого  товарищеского участия и внимания я не  ожидал. Что случилось с
Радуном? Ведь  еще недавно он был равнодушен к газете.  Неохотно читал ее  и
подписывал. А  потом поручил этим  делом  заниматься  заместителю начальника
политотдела  батальонному   комиссару  Фоманову.  Тот  сразу   же   принялся
критиковать газету и учить:
     - Слишком много  у вас отсебятины. Возьмем хотя бы передовку. Почему не
заимствуешь из центральной  печати? Я вот как делаю, когда  надо политически
крепкую статью  написать:  за основу  беру передовую "Правды", кое - что  из
"Комсомолки" добавляю либо из "Звезды",  а  то из "Красного флота". И ко мне
не придерешься - все политически правильно. Только надо с умом делать.
     - Такую работу у нас называют плагиатом.
     - Чего? Чего?.. - "е понял Фоманов.
     - Литературным воровством, - пояснил  я. Батальонный  комиссар обиделся
и, побагровев, пригрозил:
     - Ну, гляди! Если чего наляпаешь - пощады не будет.
     А когда газету похвалили, Фоманов бурно поздравил меня и сказал:
     - Мы с тобой еще не такую будем выпускать. Пусть другие у нас учатся.
     Радун,  конечно,  понимал,  что  от  Фоманова   новшеств  в  газете  не
дождешься, поэтому за ужином оказал:
     - В феврале мы  докладываем на Военном Совете о ремонте кораблей. Нужно
выпустить  несколько  специальных номеров газеты  и листовок.  Сделайте так,
чтобы не стыдно было показать людям.
     - Ясно.
     - Кого-нибудь в помощь дать?
     - Обойдусь. Только намекните Фоманову, чтобы он не очень мешал.
     Радун усмехнулся и неодобрительно покачал головой.
     - Еще какие просьбы? - спросил он.
     - Хочу сегодня попасть домой.
     - Идите. Жить будете здесь, на "Урале".
     На этом разговор  наш кончился. Захватив с собой оставшееся печенье,  я
сошел с корабля и поспешил на канал Грибоедова.
     По  пути я  догнал высокого мужчину  в  башлыке, который брел  как - то
неестественно   выпрямившись  и   откидывая  голову  назад.  Неожиданно   он
покачнулся и медленно, как столб, рухнул в снег. Я попытался его поднять, но
мужчина странно выгибался и падал.