ткнулась огромная льдина и поволокла катер в сторону.
     Я сыграл  аварийную  тревогу.  Механик обнаружил  пробоины  в  машинном
отделении и в районе бензобака.  Пришлось создать крен на  правый борт и  на
ходу заводить пластырь.
     У  Шепелевского маяка  нас встретил ледокол.  Он  помог  дотащиться  до
Кронштадта. Что будет  дальше  - не  знаю. Говорят, будто катера вытащат  на
берег, а нас  поселят в казармы. Значит, отплавались. Чего доброго, в пехоту
отправят.
     - А не хочется на сушу? - спросил я.
     - Нет, с детства мечтал плавать.
     - А ты из каких мест?
     - Город Николаев, столица корабелов.
     Я больше трех  месяцев знаком с Валентином Панцырным, но ни разу у  нас
не было разговоров о  личной жизни. Он украинец, но чисто говорит по-русски,
так  как много читает.  Каюта у него завалена художественной литературой.  К
писателям  лейтенант  относится  с  необыкновенным  уважением.  Может  быть,
поэтому он так откровенен со мной.

     Панцирный очень скромен  в быту:  он не  курит,  не  пьет.  В свободные
минуты сидит уткнувшись в книгу. Вместо папирос получает конфеты.
     - Я однолюб,  - признался он мне.  - Моя  жинка такая, что после нее на
других смотреть не захочешь. Ей двадцать один  год, медичка. Но любит петь и
выступать на сцене.  Пошла работать в поликлинику кинофабрики. Чего доброго,
актрисой сделается. Тогда я пропал, какой-нибудь знаменитый приглянется.
     - Лучше тебя она навряд ли найдет, - без лести сказал я ему.
     Панцирный  атлетически  сложен,  строен  и по  - мужски  красив.  Таких
обаятельных парней не часто встретишь.
     На этом наш разговор прервался.  Вбежавший в  кают - компанию  дежурный
старшина доложил:
     - На пирсе командир  дивизиона  и комиссар.  С ними еще какие - то... к
нам идут.
     -  Надо встречать гостей, - поднимаясь,  со вздохом сказал лейтенант. -
Не люблю, когда на катере начальство  застревает. И я не хозяин, и  матросам
покоя нет. Командир дивизиона с Гогланда  с нами обеспечивающим  шел, теперь
благополучное возвращение празднует. Не боевой катер, а ресторан "Поплавок".
     С  командиром дивизиона капитан -  лейтенантом  Клиентовым и комиссаром
Молодцовым пришли пропагандист нашего политотдела Васильев, командир второго
дивизиона Бочан и береговой служака,  занимающийся кадрами, капитан третьего
ранга Грушин.
     Клиентов, который уже был на взводе, увидев меня, воскликнул:
     - Добро!  Банкет с представителем прессы. Панцирный, давай сюда кока. И
вытаскивай канистру. Сейчас приготовим коньяк "Три косточки".
     Лейтенант ушел и  вскоре вернулся с коком и двадцатилитровой канистрой,
наполненной техническим спиртом, раздобытым на Ханко.
     - Никак не  могу понять интендантское начальство, - сказал Клиентов.  -
Ведь сами  пьют,  а спирт портят. Заливают его черт  знает  какой  гадостью,
будто не знают, что русскому человеку все это нипочем. Он и с керосином пить
будет.  Принеси две  миски,  - приказал он коку.  - И  сообрази  закусон  на
шестерых.
     Когда кок принес две эмалированные миски, Клиентов одну из них наполнил
спиртом, остро пахнувшим бензином, и поджег.
     - Первым делом надо удалить бензин, - с видом знатока сообщил он нам. -
У бензина пламя белое, у спирта синее. Улавливай оттенок.
     Капитан - лейтенант выждал, когда в миске  исчезли белые язычки пламени
и появились голубые,  затем он накрыл горящий  спирт пустой миской и загасил
его. Сняв ложечкой, а затем  ваткой плававшие  на  поверхности жирные пятна,
Клиентов объявил:
     - Коньяк готов к употреблению.
     Он разбавил  приготовленный спирт водой и это  мутное,  почти молочного
цвета питье разлил по жестяным кружкам.
     Я  понюхал,  в нос  ударил запах жженой  галоши.  Меня  передернуло  от
отвращения. Это вызвало смех. А бывалый выпивоха Грушин посоветовал:
     - Перед употреблением зажимайте нос, тогда проходит как ликер.
     Мы чокнулись и залпом выпили содержимое кружек. Спирт, несмотря на свой
отвратительный  запах,  приятным теплом разлился внутри, а скоро ударил и  в
голову. За  обильной едой развязались языки. В тесной кают -  компании стало
дымно и шумно.
     Налив вновь разбавленного спирта, Клиентов признался:
     - Если бы предстоял  еще один такой поход, я, наверное бы, не выдержал.
Невозможно слышать, когда кричит тонущий человек.
     Он осушил свою кружку и, уставясь осоловелым взглядом в меня, спросил:
     -  Что  -  думаете,  слабонервный пьяница, не  способный  пойти в новый
поход?  Ошибаетесь! Пойду  как  миленький,  и других  поведу,  пусть  только
прикажут.  Ни  при  каких  обстоятельствах приказ  нельзя  нарушать, мы люди
военные. А напряженные нервы надо разряжать спиртным. Я это и делаю. Учуяли?
     - Вполне. Я вас не осуждаю, наоборот - удивляюсь.

     Панцирный  не пил  спирта.  Я заметил,  как  его кружку  подменил  кок.
Матросы  любили своего командира и помогали ему  оставаться таким,  каким он
хотел быть.