|
неспособен убедить, доказать, что чист перед своей совестью. Всякий другой,
очутись в положении Дьякова, навряд ли действовал бы смелей и успешней. Его
бы надо успокоить, поощрить, но в такую трудную пору не до сантиментов.
Война нас огрубила.
"ХОЛОДНО И ГОЛОДНО"
20 ноября. Пришла зима. Что она несет нам? В Ленинграде уже начался
голод, люди умирают от истощения.
Голод ощущаем и мы, так как получаем на день триста граммов хлеба. Даже
не верится, что еще недавно на флоте хлеб выдавался не порциями, а вволю -
сколько кто съест.
У нас, у военных, есть приварок: два раза в день получаем хотя и
жидкий, но суп, да еще на второе две - три ложки каши или черных макарон с
маслом. А как существуют ленинградцы? Им выдают только по сто двадцать пять
граммов черного хлеба и больше ничего.
За офицерами и старшинами, у которых семьи остались в Ленинграде,
приходится следить, чтобы они съедали свои порции, иначе выйдут из строя.
Они ведь прячут хлеб, масло, макароны, сахар и тайком передают семьям. Эти
мизерные порции навряд ли помогут голодающим, но понять отцов и мужей можно.
Они готовы жертвовать собой, чтобы не видеть страданий близких.
21 ноября. Немцы не могут угомониться, они обстреливают голодающих,
разрушают дома, чтобы оставить людей без крова и тепла.
Сегодня по тяжелым батареям вели огонь миноносцы и линкор "Марат". От
залпов его главного калибра сотрясается наш домишко.
Когда наблюдаешь стрельбу линкора с Кроншлота, то вначале видишь яркую
вспышку, потом желтоватое, почти оранжевое облако газов и лишь затем в уши
ударяет грохот. Снаряды проносятся над нами и так далеко улетают на сушу,
что разрывов мы не слышим.
На Кронштадт и Кроншлот надвигается промозглый туман. На заливе стоит
лед с синими проплешинами чистой воды. Хорошо, что у меня есть дрова. Сейчас
натоплю печку и станет тепло.
22 ноября. С Гогланда вернулся инструктор нашего политотдела старший
политрук Филиппов. Он плавал на катерах и на тральщиках, не пробившихся на
Ханко. Хлебнул такой походной жизни, что в корне изменил свое мнение о людях
малых кораблей, а плавающих на тральщиках считает героями.
- Их можно сравнить только с летчиками, сознательно идущими на таран, -
говорит он. - И положение летчика предпочтительней: он может хорошо
разглядеть цель и выбирает момент удара. Тральщик же, который волочит за
собой трал, идет своим корпусом на невидимую мину. Удар неожиданный. Тут на
парашюте не спасешься. Корабль подбрасывает и разламывает. Люди сразу
попадают в ледяную воду. Они барахтаются, спешат отплыть подальше от
тонущего корабля, чтобы не затянуло в воронку. А рядом корабль звучно
вбирает в себя воду. Он сопит и чавкает. Страшные это звуки! После этого
похода что - то изменилось во мне. Словно я с того света вернулся и на все
имею другую мерку.
27 ноября. Почти все корабли уйдут зимовать в Ленинград. Когда
замерзнет залив, к Кронштадту можно будет подобраться по льду. Поэтому
усиливается круговая оборона. Уже были две ночные тревоги: учимся отражать
нападение лыжников. Неужели нам предстоит воевать на льду?
Политотдел и штаб ОВРа перебираются в западные казармы Кронштадта. Мне
приказано в течение суток, пока залив не замерз, на рейдовом катере
переправить типографию в старое помещение у Петровского парка, а самому
поселиться с политотдельцами.
Мое "войско" научилось быстро разбирать "американку" и упаковываться.
До обеда мы успели перебазироваться на Котлин. Теперь мои девушки и парни
жить будут в кубриках с матросами и старшинами базы.
Я с политотдельцами поселился в старой двухэтажной казарме, построенной
из хорошо обожженного темно - красного кирпича больше ста лет назад. Над
входом в казарму снаряд разворотил стенку. Дыру уже заделали, но розовыми
кирпичами; отметина выделяется, как свежезажившая рана.
Все инструкторы нашего политотдела поселены в сводчатом зале. В нем
прежде размещалась рота курсантов. Высокая круглая печь не может обогреть
обширное помещение. Приходится спать в теплом белье, под двумя одеялами.
Здесь же находится машинистка, секретарь начальника политотдела и дежурные,
поэтому в казарме круглые сутки - суета. Посетители приходят днем и ночью.
Не сон, а какой - то полубред. А днем работать негде. Рядом говор, топот
ног, треск машинки.
30 ноября. Тихвин еще не освобожден. Грузы с Большой земли
перебрасываются в Ленинград на самолетах. А разве воздушной дорогой армию,
флот и население большого города накормишь? Да и где достать столько
транспортных самолетов и горючего, чтобы на их пути барражировали
истребители?
Сегодня, когда я шел в типографию, в воздухе разорвался шрапнельный
снаряд. Шрапнелины пробарабанили по железу мостика. Удивительно, что ни одна
не зацепила меня.
Многотиражка учебного отряда "Кузница" уже имеет потери: тяжело ранен
редактор. Он вышел во двор, чтобы перейти из одной казармы в другую, и здесь
|
|