получил.  Серьезным  стал,  женился. Послали меня на курсы  политработников.
Когда  их  кончил,  мне  присвоили  звание политрука и  отправили служить  в
Эстонию.
     В  Палдиски  я  поехал  с  женой и сыном  Юркой, но  жить с ними мне не
пришлось. Под новый, сороковой год всю нашу береговую батарею переправили на
остров  Даго.  Там  на мысе  мы  должны  были  построить доты  и  установить
дальнобойные пушки.
     Зима.  Холод.  Сильные ветры.  Кругом  снег,  камни  и  сосны.  Селений
поблизости  нет,   только  хутора  эстонские.   Пришлось  жить  в  палатках.
Проснешься, а на волосах иней.
     Мерзлую землю  долбить нечем - лом да лопата. Ни валенок, ни  шуб. Даже
рукавиц брезентовых не  хватило. А мороз сорок градусов. На тачках колеса не
вертятся.
     Мы  ни  одного дня  не  пропустили,  рыли траншеи,  цементом  заливали.
Отогревались у костров и печурок. Хотели свой мыс сделать неприступным.
     Когда  снег  сошел,  мы  благоустройством   занялись.  Красный   уголок
построили, кинокартины крутили. К нам со всех хуторов эстонцы на велосипедах
съезжались. Фильмы мы им показывали, но к батарее близко не подпускали.
     Потом меня  перевели  на мыс Тахкун. Там стотридцатки  устанавливали. У
меня зимний опыт был,  да  и командира батареи хорошего прислали -  старшего
лейтенанта Галанина. Умный, спокойный. Знал, как строить, как  пушки ставить
и как из них стрелять.
     Здесь близко поселок был.  Я вызвал жену  с  Юркой и поселил у эстонки.
Обедать и ужинать домой забегал.
     Построили  мы  крепкие,  непробойные  доты. Но  пушки  еще на времянках
стояли, когда началась война.
     Вечером я с самодеятельностью в городишко  Керло отправился.  Но  долго
веселиться не пришлось: объявили тревогу. Мы все вернулись на батарею и были
в готовности номер  два.  Но если  бы в эту  ночь  напала на нас авиация, то
одной бомбы хватило бы, чтобы вывести из строя батарею. Доты стояли пустыми.
     Утром нам  боезапаса  подбросили.  Думаем: "К чему  бы? Учения,  видно,
будут".
     В  двенадцать  дня  забежал  домой  пообедать. Включил приемник, слышу:
Гитлер напал! Мне аж жарко стало. Взглянул на жену и говорю:
     - Укладывай чемоданы, вам с Юркой уезжать надо.
     - Никуда мы без тебя не поедем, - заупрямилась она. - Я войны не боюсь.

     А у самой губы трясутся. В глазах слезы.
     -  Будь умницей, - говорю. - Остров  передовой  линией  морского фронта
станет. Снаряды здесь  землю перепашут. Вас в  доты  не  укроешь.  Уезжай на
Волгу и живи там у наших.
     Схватил фуражку и, не  дослушав  радио, бегом  на  батарею. Там  митинг
собрал.  Решили  немедля приступить к  работе и не  прекращать, пока пушки в
дотах не укроем.
     Семьдесят  часов  мы  не  спали,  но пушки  на  железобетон  поставили.
Палаточный лагерь  снесли и  глубокие  землянки, блиндажи построили.  Склады
тоже в землю укрыли. В общем, привели батарею в полную боевую готовность.
     Второго числа буксир достали, чтобы семьи на материк  перебросить. Жены
плакали, некоторых не  оторвать было от мужей. Но все уехали. Сразу у нас на
сердце отлегло: хоть их бомбить не будут.
     Зажили  мы холостяцкой боевой жизнью.  В  первые дни  тревожила  только
авиация. Но  бомбы большого вреда  не причиняли, лишь песок  разбрасывали да
воронки оставляли.  А  война все разгоралась. Немцы  Латвию заняли,  Таллинн
окружили. Пробовали на  нас с моря нападать, но обожглись: пушки точно били,
с двух - трех выстрелов корабль накрывали.
     Очень мне нравился  наш  старший лейтенант.  В  бою  спокоен, голоса не
меняет. Молодец! И командиров орудий хладнокровию научил. А для артиллериста
это  наипервейшее дело. Не суетись - будешь стрелять без промаха. И  мне при
таком  командире  легче  моральный  дух  поддерживать.  Когда флот  ушел  из
Таллинна, бойцы не  унывали,  хотя  понимали, что остались  в глубоком  тылу
противника.
     Островное командование, конечно, сделало ошибку, приказав войскам Эзеля
отходить  и  закрепляться  на  полуострове  Сырве. Лучше  было  бы  с полным
вооружением  к  нам  переправиться,   собрать   на  Даго  крепкий   кулак  и
обороняться: не  подпускать ни  с материка,  ни  с  моря. Нам бы ханковцы  и
осмуссарцы помогли. Они же крепко держались, их никто  не сумел взять.  А мы
разрознили  силы. Некоторые  батареи  на  Эзеле  в одиночку дрались.  К  нам
пробились  несколько бойцов,  рассказывали,  как авиация  головы  поднять не
давала, на бреющем обстреливала и мелкие бомбы сбрасывала.
     Расправившись с эзельцами, гитлеровцы неделю готовились, а 12 октября с
разных  сторон  ринулись  на  нас. Нашей  батарее  пришлось  вести огонь  по
москитной  флотилии,  которая  с  Вормсисаари  и  других островов  к  Ристне
устремилась. Мотоботы вразброд идут. Целая армада! Галанин возьмет на прицел
суденышко с  десантниками  и как  бы  про  себя говорит: "Пошлем  штучку  на
примерку".
     Удивительно, до чего  точно бил. Видишь,  всплеснуло около  мотобота, а
вторым  выстрелом  -  в  щепки  разнесло.   Мы  изрядно  потрепали  флотилию
десантников. Ни одному мотоботу не удалось пробиться к нам.
     Но  не всюду  оборона на  острове оказалась  прочной. В восточной части
немцы нащупали слабое место. Ночью высадились на Даго.