-  Один катер  вас не  устроит.  Мы больше сотни человек не  возьмем, -
принялся я объяснять пехотинцам. - Надо ждать крупных транспортов.
     - Сколько же мы тут будем стоять?
     - На берегу начальство, поговорите с ним.
     Ведя  дипломатические переговоры, я  все время поглядывал на горизонт в
надежде  увидеть корабли.  Переговоры, конечно, велись на языке,  далеком от
дипломатического. Пехотинцы меня крыли на чем свет стоит. Наконец предъявили
ультиматум:
     - Эй ты, шапка с капустой!  На  размышления  даем десять минут. А потом
пеняй на себя!
     Для  подкрепления угрозы  сухопутчики  выкатили на  край  пристани  два
"Максима".
     Что  мне делать? Удрать  -  рискованно:  из  пулеметов верхнюю  команду
побьют.  А  подойти  к берегу еще опасней: хлынут толпой на катер - со всеми
потрохами на дно уйдем. Моментик, нужно сказать, не из веселых.
     К   счастью,   сигнальщик  приметил   в   темноте   силуэты   кораблей,
приближавшихся  к  бухте. Я,  конечно,  в  мегафон оповещаю  пехотинцев.  Те
ликуют, шапки вверх  подбрасывают.  И никому  из них  и  в голову не  пришло
извиниться.
     В бухту  вошли крупные морские буксиры и катера "рыбинцы".  Они забрали
всех  пехотинцев и  ушли. А  мой  катер остался посреди  бухты.  У меня  кет
приказа уходить.

     "Этак противника дождешься и в плен  угодишь. Нет, ждать больше нельзя,
- решаю я, - довольно".
     Направил  катер  к  берегу,  сошел  на  пристань  и  бегом  к  блиндажу
начальства.  А там никого.  Вокруг  горы  изуродованных  повозок,  машин.  У
разбитой  походной кухни понурая собака бродит. Позвал ее к себе,  не пошла,
за своего не признала. Я сложил руки рупором и давай кричать:
     - Кто здесь живой?.. Выходи!
     Мне только эхо из лесу отозвалось да собака тявкнула.
     Подошли помощник и механик катера.  "Не надрывайся,  - говорят. -  Надо
караван догнать  и узнать, как  быть, иначе погибнем. А здесь ходить нельзя,
заминировано, наверное".
     В это время в бухту заскочила "каэмка".
     - Вы чего застряли? - спросил командир "каэмки".
     - Начальство ждем.
     -  Все  на  штабном ушли. Меня  послали подобрать,  если  кто  случайно
застрял. Можете уходить.
     Включив все  три мотора,  настигаю головной  катер. На мостике рядом  с
командиром  стоит  тот  штабник,  который  велел  мне  ждать.  Я  к  нему  с
претензией:
     - Почему бросили, не предупредили?
     - Ах, черт, совсем из головы вылетело, - сознался он. И не извинился.
     2  ноября.   Катерники,   побывавшие  на  Ханко,  тайком  показали  мне
выпущенную на полуострове  озорную листовку,  похожую  на письмо  запорожцев
турецкому султану. Она написана в ответ на призыв бывшего  царского конюшего
барона Маннергейма сдаваться в плен. Сочинили ее поэт Михаил Дудин, художник
Пророков и сотрудники многотиражки.
     В верхней  части  листовки изображен царь Николай Второй, а  в нижней -
Гитлер. На обоих рисунках Маннергейм благоговейно лижет голые зады.
     Листовка адресуется: "Его  величеству  прихвостню хвоста  ее  светлости
кобылы императора Николая,  сиятельному  палачу финского народа, светлейшему
обер-шлюхе берлинского двора, кавалеру бриллиантового, железного и соснового
креста - барону фон Маннергейму".
     "Тебе шлем мы ответное слово, - писали ханковцы. - Намедни соизволил ты
удостоить  нас великой чести, пригласив  к себе в  плен. В своем  обращении,
вместо обычной  брани, ты даже льстиво назвал нас доблестными и героическими
защитниками Ханко.
     Хитро загнул, старче!.."
     Дальше шли не очень цензурные выражения, а после них - предупреждение:
     "Сунешься с моря - ответим морем свинца!
     Сунешься с земли - взлетишь на воздух!
     Сунешься с воздуха - вгоним в землю!"
     Подписана  листовка 10 октября, то есть  в  день, когда ханковцы еще не
знали, сумеют ли наши корабли пробиться к ним.

        "ВОЕНКОМ С ДАГО"

     3  ноября.  Меня   познакомили   с  прибывшим  на  тральщике  военкомом
артиллеристов острова Даго Павлом Ивановичем  Цыгановым. Он невысок, плотен,
почти толст. Говорит быстро, отрывисто, не считается с правилами грамматики.
Лицо скуластое, глаза черные, живые. Волосы ежом.
     Я попросил его рассказать о  своей жизни и обо  всем, что он пережил на
Даго.
     - На военную службу я попал из батраков, был полуграмотным, - признался
Цыганов.  -  Специальность и  образование  на  флоте  получил. В  Кронштадте
впервые обувь по ноге надел и крепкую  красивую одежду. Краснофлотская форма
меня покорила. Я решил навсегда остаться моряком.
     Пять  лет  плавал  сигнальщиком на  тральцах.  Все  старшинские  звания