Покончив с гитлеровцами, разведчики набросили на себя их  маскировочные
плащ - палатки и смело  прошли в кустарник. От холода  или волнения старшину
трясло.
     В первые  минуты среди  деревьев трудно было  что - либо разглядеть. От
света  ракет  и  взрывов  тени  меняли  места,  переплетались,  делались  то
длинными, то короткими. Вдруг справа послышался всплеск. Какой  - то человек
упал с косогора в канаву, поднялся и опять свалился в  воду. Он никак не мог
подняться.
     Свет ракеты осветил его. "В бушлате... свой", - обрадовался Бочкарев.
     Они  ползком подобрались к человеку, помогли ему выбраться из  канавы и
осветили  тоненьким  лучиком  электрического  фонарика.  Это  был  худощавый
краснофлотец, совсем еще мальчик. Лицо его горело от жара.
     "Ранен, бредовое  состояние", - понял политрук. Он взвалил краснофлотца
на спину и отнес в окопчик.
     С помощью старшины Бочкарев разжал краснофлотцу зубы и дал ему глотнуть
шнапсу из фляги, найденной у убитого гитлеровца.
     Краснофлотец  вскоре пришел  в себя  и  что -  то пробормотал. Политрук
наклонился к нему и спросил:
     - Откуда ты? Где ваш батальон?
     Краснофлотец отвечал невнятно. Бочкарев с трудом разобрал, что командир
убит еще при высадке, что всюду танки... Нужны гранаты и пушки.
     - Наши залегли, - едва шевеля запекшимися губами,  бормотал  раненый. -
Радиста убили, я дополз один... Дайте красную ракету...
     - Что же нам теперь делать? - шепотом спросил старшина у политрука.
     - Его надо в госпиталь. Иди накачивай лодку.
     Старшина, решив, что на этом их разведка и кончится, поспешил выполнять
приказание. Когда он вернулся из камышей к окопчику, то увидел, как политрук
заканчивает перевязывать краснофлотца.
     Они вдвоем перенесли раненого в лодку и укрыли немецкой шинелью. Усадив
старшину за весла, Бочка - рев сказал:
     - Как отойдешь подальше, просигналь фонариком, подберут.
     - А вы как же? - недоумевая, спросил Кургапкин.
     - Вплавь доберусь, не беспокойся. Я еще поищу наших.
     Сказав это, Бочкарев протащил лодку к чистой воде, а там шепнул:
     - Если осветят - не шевелитесь.
     Убедившись, что лодка благополучно удаляется, политрук подобрал корзину
с голубем и поспешил скрыться в кустарнике.
     Дозорные катера,  всю  ночь дрейфовавшие на траверзе Старого Петергофа,
подобрали  резиновую  лодку  со  старшиной  и  раненым  матросом,  впавшим в
беспамятство.
     Утром  прилетел  Рыжик  и принес  коротенькое  донесение:  "От  десанта
осталась небольшая группа. Нет патронов и еды".
     "Все же молодец наш морж! - с гордостью думали мы. - Сумел  одолеть все
преграды и  прислать донесение". Никто, конечно, не  надеялся,  что политрук
вернется из разведки.
     И вдруг глубокой ночью  разбудили звонки  громкого боя. Тревогу  поднял
часовой, стоявший на каменистом берегу  у  зенитного  пулемета. Боец увидел,
как  у самого маяка  из воды поднялся человек  и, спотыкаясь, чуть ли не  на
четвереньках стал приближаться. Дав сигнал тревоги, часовой заорал:
     - Стой!.. Стой, стрелять буду!
     - Сколько можно в  одного человека  стрелять! По  голосу  часовой узнал
Бочкарева.
     -  Прошу  прощения,  -  смущенно  пробормотал  он  и  тут  же  радостно
прокричал: - Отбой тревоги! Полный  порядок... Товарищ политрук  с  разведки
вернулся!
     Матроса не удивило, что  политрук Бочкарев в  такую стужу стоит в одних
трусах.
     Узнав о  появлении  Бочкарева,  я кинулся  в санчасть. Там  наш  врач и
фельдшер  в  четыре руки растирали  покрасневшее  тело политрука какой -  то
мазью, пахнувшей скипидаром. Бочкарев  громко стонал  и охал, словно парился
на верхнем полке в бане, трудно было понять: больно ему или приятно?
     Когда Бочкарев несколько согрелся, я спросил:
     - Что-нибудь узнали? Как там наши?
     - Плохо им, - ответил  он, - но  дрались.  Никто не  вышел  с поднятыми
руками, не  сдался. Два дня не  подпускали к себе  фрицев.  И танки не могли
взять. А ведь у ребят  не хватало ни гранат, ни патронов.  Приходилось в бою
добывать.
     - Почему же они не выходили на берег?
     -  По  многим причинам. Командиру полковнику Ворожилову  пуля в  сердце
угодила в самом начале высадки. Командование на себя взял комиссар Петрухин.
Десантники, кроме пристани,  с  ходу  захватили Монплезир, Эрмитаж и  Марли.
Если бы они остались во дворцах, то получили бы подкрепление и боезапасы. Но
им было предписано  выйти  к аэродрому. Они  и  пошли пробиваться. Захватили
Шахматную гору,  с боем приблизились  к Большому дворцу, в  Верхний сад и...
попали в танковую засаду. Танки - полукольцом, простреливают каждый  метр. С
голыми руками на них не пойдешь. И назад дорогу отрезали: автоматчики с тыла
по Нижнему парку обошли...
     Я наткнулся на ребят, окопавшихся в развалинах Воронихинской колоннады.
К концу ночи прямо на них выполз. Они  меня за немца приняли: "Хенде хох!" -
требуют,  а  я  по-русски: "Не  стреляйте, свой... политрук с  Кроншлота". У