- К нам идут... к  нам! - сипло выкрикнул я. И вот тут что - то со мной
произошло. Видимо, я потерял сознание.
     Очнувшись,  я увидел  борт  шхуны  и  толстый канат  перед  глазами.  Я
ухватился  за  него.  Но  пальцы не  сгибались.  Когда  канат  потянули,  он
выскользнул из моих рук.
     Со шхуны мне крикнули:
     - Обвяжи канат вокруг пояса!
     Я обмотал себя канатом и кое - как закрепил конец над плечом.
     Меня  вытянули из воды и оставили отлеживаться  на  палубе, так как вся
команда была занята спасением других.
     Отдышавшись, я принялся стягивать с себя  прилипшие  холодным пластырем
штаны  и  фуфайку.  С  трудом  освободившись  от них,  ползком  добрался  до
моторного  отделения,  откуда  веяло  машинным  теплом.  Здесь   мне  налили
полкружки водки. Я выпил  ее залпом и лег. Но ничто не могло согреть меня, -
зубы стучали и озноб сотрясал все внутри.
     Когда я несколько успокоился, то почувствовал тупую боль в боку, ломоту
и саднящий зуд в ногах. Я, видимо, поранился, плавая в обломках.
     Все  дальнейшее происходило как в бреду. Ночью комиссар судна  втолкнул
вниз рыжего эстонца - шкипера шхуны - и сказал:
     - Стерегите этого подлеца. Он  нарочно ходил вокруг  Гогланда,  надумал
удрать в Таллинн.  Видите, у него там семья! А у нас  будто нет ни детей, ни
жен. Кто тут знает штурманское дело?
     Среди  спасенных был  второй  штурман с  транспорта. Его увели  наверх.
Вскоре  наша  шхуна  вошла  в  бухту  Гогланда.  Здесь  арестованный  шкипер
заплакал.  Он понял, что теперь  не скоро попадет домой. А  мы  обрадовались
суше. И поспешили на остров. Теперь обсушусь и отправлюсь дальше. Я коренной
ленинградец.
        "МОРЯКИ ПОКИДАЮТ КОРАБЛИ"
     3 сентября. Корабли эскадры уже  несколько дней находятся в Кронштадте,
а  с запада  то  и  дело показываются  отставшие  транспорты,  обгорелые,  с
продырявленными  и  посеченными осколками  бортами и трубами.  Одни  из  них
"чапают" своим ходом, другие - с помощью буксиров.
     Жители Кронштадта целые  дни толпятся около Усть-Рогатки,  в Петровском
парке, на  Ленинградской пристани, чтобы  хоть что-нибудь разузнать  о своих
родных не вернувшихся с моря.
     Пассажиров высаживают на берег  и группами  а тридцать  - сорок человек
отправляют во флотский экипаж на санобработку.
     У  прибывших  женщин  ничего из одежды не осталось, они почти голые, их
можно везти только в закрытых машинах. Мужчины двигаются пешком. Они обросли
бородами, бредут осунувшиеся,  усталые мимо толпящихся кронштадтцев и словно
не слышат их причитаний:
     - Миленькие, кто видел Сидельникова?.. Валентина Сидельникова!
     - Нет ли сослуживцев мичмана Гришакова? Его ждут дети.
     - Кто плавал с Кузьмой Никоновым? Он был механиком на "Кооперации".
     - Где Лившиц? Хоть что-нибудь о Боре Лившице!
     -  Паша... Паша Голиков!  Где мой  Виталька?  Ты  что - меня, Дусю,  не
узнаешь? Он же с тобой плавал!
     - Да не кричи, узнаю, -  доносится  хриплый и усталый голос. -  Чурахин
видел, как его подбирали. На острове, наверное. Не сегодня - завтра снимут.
     А  стоит  кому  из бредущих уверенно ответить: "Видел,  разговаривал...
завтра дома будет", как кронштадтцы толпой набрасываются на моряка, надеясь,
что и их  он обрадует доброй  вестью. Но добрых  вестей мало. И люди стоят в
ожидании. Даже ночью они не расходятся.
     Прибывших  из  Таллинна  в  экипаже  опрашивают,  заносят  в  списки  и
отправляют в баню. После санобработки морякам выдают полагающееся по  званию
обмундирование.  Многие из них  остались без  кораблей. Их  нужно  как можно
скорей  пристроить к  делу. Идет формирование  бригад морской пехоты,  и это
облегчает задачу.
     Хуже с  гражданским населением Прибалтики. Куда  денешь  сотни  женщин,
детей,  стариков? Многие из них получили ранения. У прибалтов не осталось ни
крова,  ни денег, ни одежды,  ни пищи. Их даже в  Ленинград в таком виде  не
отправишь.
     Кронштадтцы  собирают  одежду,  белье,  постели, устраивают  в  школах,
клубах, учреждениях госпитали, общежития,  швейные мастерские. Мужчины чинят
койки,  сколачивают топчаны,  женщины шьют белье, подгоняют по росту добытую
одежду.
     Свободные моряки и старшеклассники на старых катерах и баржах уходят на
южный  берег  залива  и снимают урожай с покинутых  огородов.  Они  привозят
зеленую, не завязавшуюся в кочаны  капусту,  мелкий картофель,  брюкву и все
сдают в общий котел.
     Такое бывает только во время народных бедствий.
     5 сентября. Вот опять я на "Полярной звезде" в своей неуютной каюте.
     Большая половина уцелевших кораблей Балтийского флота рассредоточена по
Неве. Морские зенитчики ведут огонь по самолетам, пикирующим на мосты.
     Нам  уже известно,  что подводников объединяют в одну бригаду.  К  чему
лишние штабы, политотделы, многотиражные газеты? Наш комиссар Бобков получил
новое  назначение.  Значит, скоро  и я  покину  "Полярную  звезду".  Куда же
пошлют?  Наверное,  в  морскую пехоту. Сегодня мы  уже  отправляли  па фронт
первый отряд.
     Над  Невой моросил  теплый  грибной  дождь, когда репродукторы передали