Двое бросили  мины. По -  собачьи молотя по  воде руками  и ногами, они
добрались  до  перевернутой  шлюпки,  а  затем -  до брошенных  им пробковых
кругов.  Но солдат, у  которого на спине торчал  вещевой мешок, никак не мог
расстаться со своей спасительницей. Он тонким голосом запричитал:
     - Ой, милые! Ой, родные!.. Ой, не умею плавать!
     Боцман  толкнул к нему длинную доску. Но она, видно, показалась солдату
ненадежной. Он продолжал висеть на мине и выкрикивать:
     - Ой, не сдюжит ваша доска... посылайте лодку!
     А  я в  это время  заметил движение  кораблей  эскадры: они снимались с
якорей и выстраивались за медленно двигавшимися тральщиками.
     -  Пошли, больше возиться некогда, - громко сказал я. - Не хочет плыть,
пусть остается на мине. А наш сигнальщик в шутку выкрикнул:
     - Эй, пехота, смотри, мина задымилась... Сейчас взорвется!
     Это подействовало.  Солдат бросил  мину  и, держась за  доску, поплыл к
пробковому  кругу. Когда  его  подняли  на палубу, раздался  смех. Пехотинец
оказался бережливым: кроме вещевого мешка он сохранил еще и кирзовые сапоги.
Они у  него  за  ушки  были привязаны  к  поясному  ремню.  Бедолага заранее
разулся.
     - Утром  у меня тоже катер  был нагружен до отказа,  - вставил  старший
лейтенант Воробьев. - Я подошел к транспорту, чтобы передать спасенных, но у
него борт высокий, на ходу  не высадишь. Вижу, за транспортом буксир чапает.
На нем легковая машина, шкафы какие - то, комод. Требую остановиться. А усач
с мостика басит:
     - Не могу, на борту имущество! Отвечай потом! Я обозлился:
     - Ах ты сволочь! - кричу. - Ему, видишь, вещи  дороже людей!  Сейчас же
застопори ход, а то из пулемета чесану!
     Усач видит, что я не шучу: комендор наводит пулемет. Чертыхаясь и тряся
усами, он,  как бешеный, сбросил  с кормы  шкафы и  принял  от  меня  добрую
половину спасенных.
     - Молодец! - похвалил я его и, увидев свою "малютку", помчался к ней.
     Утро  выдалось малооблачным.  Нас принялась  бомбить авиация. Зенитчики
едва успевали отбиваться. Краска на раскаленных пушках горела.

     Я  подобрал  еще  несколько  человек  из  воды. С  плававшей деревянной
крестовины двух женщин снял. Одна была беременной, тошнить ее начало. Думал,
роды начнутся, но ничего, обошлось".
        "РАССКАЗ ПАССАЖИРА"
     На острове Гогланд  оказалось  много  полуголых  мужчин  и  женщин.  Их
высаживали на сушу катера, сновавшие между островом и тонущими транспортами.
     Я подошел к  бледнолицему  мужчине лет  сорока.  Стоя  в трусиках, - он
сушил на ветках сосенки только  что  выжатую  серую  фуфайку. Представившись
ему, я попросил:
     - Расскажите,  пожалуйста,  на каком корабле вы плыли  и как  попали на
остров? Но прежде всего... позвольте узнать ваше имя.
     - К чему  вам мое имя? Я героических поступков не совершил, был обычным
пассажиром на ледоколе "Вольдемарес",  -  ответил  мужчина. - Ставьте, как в
таких случаях принято,  - "пассажир Н". Это  совпадает  с моим именем.  Я на
короткое  время  прибыл  в  Таллинн, и сразу же  пришлось эвакуироваться. На
ледоколе пассажиров собралось много. Все в каютах не разместились. Я остался
на палубе.
     Первое   время  мы   плыли   за  вереницей   больших  судов   спокойно.
Артиллерийский обстрел начался часов в шесть. Почти одновременно появились и
самолеты.
     За нами вслед шло госпитальное судно. Стоило ему отклониться в сторону,
как раздался взрыв и судно, накренясь, стало тонуть.
     - Надо спасать их! - закричал я. - Спустите шлюпки!
     Капитан ледокола, услышав наши голоса, в рупор прокричал:
     - Очистить палубу... всем пассажирам вниз!
     Я послушно  начал спускаться вниз по трапу.  Вдруг почувствовал сильный
толчок...  наш  ледокол словно  подпрыгнул  и затрясся в  грохоте.  Взрывной
волной, поднявшей угольную пыль, меня вновь выкинуло на верхнюю палубу.

     Вскочив на ноги, я стал осматриваться. Ледокол сильно накренился. Мина,
видно,  взорвалась  под угольной  ямой,  потому  что  оседала  черная  пыль,
трещавшая на зубах.
     Одни  люди  возились со  шлюпками,  другие,  надев  спасательные пояса,
прыгали в воду, третьи суетились, не зная, что предпринять.
     Я решил снять  с себя  лишнюю  одежду.  Остался в трусах  и... фуфайке,
полагая, что в ней будет теплей в воде.
     На палубе грудой лежали деревянные  плотики, заготовленные  командой на
всякий  случай. Я вытащил один из них и подошел к борту. Мутная и вспененная
вода  была близко:  до нее  осталось  не  более метра. Я  столкнул плотик  и
прыгнул сам.
     Плотик на воде  не хотел подчиниться  мне:  то  он вставал  на дыбы, то
увертывался  из  -  под  рук и переворачивался. Это продолжалось до тех пор,
пока я не догадался лечь на него животом и грудью. У меня появилась надежная
опора и свободными оставались руки и ноги.
     На сильно накренившейся палубе ледокола появились две  женщины. Они  не
решались  прыгать.  Я  им посоветовал  скорей  сбросить плотики  и отплыть в
сторону. Я где - то читал, что тонущие  корабли увлекают за собой в  воронку