И вот  тогда, горюя и злясь на себя,  я  две недели не  мог  взяться за
перо. Потом  попытался  восстановить написанное, но у меня  получился совсем
иной рассказ, первый вариант погиб навсегда.
     А   тут  нужно  восстановить  слово  в  слово,  чтобы  остались  мысли,
настроение  самых трудных  блокадных  дней и стиль записей: Хватит ли у меня
терпения? Может, лучше заново написать все, что еще свежо в памяти?
     Сперва я решил  просушить тетради, а затем засесть в пустующей квартире
за расшифровку слившихся строчек. "Но стоит ли заниматься  столь кропотливым
делом?  -  брали  сомнения.  - Ведь записи  были  беглыми,  необдуманными, а
суждения скороспелыми и не очень  объективными.  Мне  видна  была лишь малая
частица  войны.  К  тому  же  я  редко  пользовался  документами,  а  больше
рассказами  участников.  А известно,  что  очевидцы фантазируют,  выдают  за
правду то,  что им померещилось. Может быть, в  документах все выглядит по -
иному?"
     Так  рассуждая,  я  отложил  тетрадки.  И вот набрался  духу  и решился
привести в порядок дневники лишь сейчас, спустя чуть ли не тридцать лет.
     Война мне часто  видится во сне.  Порой я начинаю путать:  было ли  это
наяву или пригрезилось? Поэтому  я обложил  себя  справочниками,  сборниками
документов и мемуарами.  Мне то  и дело хочется заглянуть  в какую-нибудь из
книг  и узнать: а что в эти дни переживали  немцы  или о чем думали  в нашем
штабе? Как это оценивают историки?
     Так что прошу у читателя прощения за неожиданные справки и отступления.
Я не могу без них обойтись.


        "БЛАЖЕННЫ НЕВЕДАЮЩИЕ"
     1  июля  1941  года.  Десятый  день  войны.  Плавбазе  подводных  лодок
"Полярная  звезда" приказано покинуть Таллиннский  рейд и  перейти в Лужскую
губу.
     Мы знаем, что противник ночами забросал фарватеры минами разных систем.
По кораблям уже разошлась весть  о подорвавшихся на минах  крейсере  "Максим
Горький" и эсминце "Гневный". Но "матку" подводных лодок сопровождает почему
-  то  весьма  странное  охранение:  впереди  пыхтят  старенький  тихоходный
тральщик и чумазый буксир, а позади на длинном манильском канате тащатся два
рейдовых катера и баркас.
     "Полярная  звезда"  "чапает" парадным  ходом  - шесть  - семь узлов  по
спокойному, мутноватому Балтийскому морю.
     Вечером радио сообщило,  что наши войска оставили столицу  Латвии Ригу.
Невольно возникли мысли:  "Не  поэтому  ли  мы  покинули  Таллиннский  рейд?
Неужели столь быстро будет взята и столица Эстонии?"
     После  ужина  начальник  политотдела бригады  подводных лодок  полковой
комиссар Бобков  начал записывать  домашние  адреса  тех, кто  до  похода не
служил на "Полярной звезде". Подсев ко мне, он заметил:
     - Я смотрю, вы веселы. Разве не страшно? Или храбритесь?
     - Не вижу причины для уныния, - ответил я. - А для чего вам понадобился
мой ленинградский адрес?
     -  Всякое  может  случиться,  -  неопределенно  ответил он.  -  Переход
серьезный, я бы даже сказал - опасный.
     -  Думаете,  Лужская  губа будет занята противником раньше,  чем придем
туда?
     - Не шутите. Скоро поймете, о чем я говорю, - негромко сказал Бобков. -
В  случае  тревоги  ваше  место   по  боевому  расписанию  -   на  корме,  у
четырехствольного зенитного пулемета.
     - Но я не умею с ним обращаться.
     - Научитесь. У пулемета опытный расчет. Было бы хотение.
     Мне показалось, что  полковой комиссар преувеличивает опасность,  желая
подтянуть политработников, подготовить ко всяким неожиданностям. Про себя же
я  подумал: "Ничего  с  нами  не  случится.  Мы  же  идем не  в район боевых
действий, а в тыл".
     Белые ночи еще не кончились. Над морем застыла какая - то белесая мгла.
Вокруг  -  ни звезды, ни огонька.  Только на востоке над полоской берегового
леса розовел отсвет пожарища.
     Вечер был тихим, безветренным, море едва  колыхалось за кормой. Старпом
вышел проверить, не  просвечивают ли задраенные иллюминаторы. У меня  еще не
было постоянного  жилья на "Полярной звезде", я  обратился к нему с просьбой
поселить  в такую каюту,  где  я  мог бы побыть наедине с  собой и кое - что
записать.
     - Есть  такая,  - ответил  тот. - Только не  знаю, понравится ли. В ней
жили два политрука, они ушли в автономное плаванье. Вернутся не скоро.
     - Понравится, - легкомысленно ответил я, - при условии, конечно, что вы
больше никого не поселите.
     - О, это я вам могу обещать, - заверил старпом со странной готовностью.
     Он подозвал дежурившего  по кораблю старшину, отдал ему ключ и приказал
отвести меня в каюту.
     Мы  спустились по одному трапу, потом по  другому,  прошли  коридором и
очутились в ярко освещенном закутке. Здесь, прислонясь  спиной к стенке,  на
корточках  сидел  матрос  и читал  книжку.  При нашем появлении  он  встал и
вытянул руки по швам.
     - Что это за пост? - спросил я.
     -  Первой  важности, - ответил  старшина.  -  В  случае  пожара  - надо