- Неужели комедию? - не верилось мне.
     - Нет, не угадал, - отмахнулся Всеволод. - Мы с вами напишем веселую...
оперетту.
     Мы обомлели. Оперетт, как ты знаешь, нам не доводилось сочинять. Начали
отбиваться.  Дело - де незнакомое, мы даже и в  театр Муз комедии не ходили.
Но разве от Вишневского отделаешься.

     - Ходу назад нет, я дал обещание, - сказал он, делая строгие глаза. - И
относительно Музкомедии договорился: пришлют  контрамарки на все  спектакли.
Будем одновременно сочинять и постигать...
     В  общем нашли мы  тут же на Песочной  улице чудом уцелевший деревянный
домишко  и  поселились в нем. Жили коммуной. Сюжетом для  оперетты послужила
история со шпионкой, рассказанная  кем  - то из  Смерша Вишневскому. Днем мы
развивали  сюжет   и   придумывали   разных  типов,   а  вечером  ходили   в
Александринку, где обосновалась Музкомедия, и постигали "тайны" жанра.
     Первое  действие должен был  написать  Саша Крон, Всеволод  - второе  и
третье, я  взялся  сочинять  тексты  песен.  А  они  мне  не  давались,  все
получались какие  -  то серьезные  стихи. Даже  начинающий поэт  в персонаже
нашей оперетты говорил довольно приличными профессиональными  стихами. Чтобы
настроить   меня   на  опереточный  лад,  Саша   Крон   каждое  утро   будил
легкомысленной песенкой: "Об  этой пупочке мечтать я  буду".  Я  вскакивал и
просил соавторов снять с  меня непосильное бремя, но они были неумолимы, так
как дело не ладилось не только у меня, но и у них оно шло  со скрипом. Чтобы
придумать забавные реплики  и создать  новые опереточные типы, мы устраивали
часы "трепа", когда можно было говорить  любые глупости,  приглашали к  себе
забавных людей или просили знакомых  женщин  рассказывать  о быте  блокадных
модниц, которые в парикмахерскую ходили со своей свечкой и керосином.
     Все же  оперетта  туго  подвигалась. Мы решили, что это  происходит  от
плохого питания.  В  нашем  рационе  мало мяса.  А без мяса, говорят, летчик
летать  не  может. Поэтому в шуточном "Боевом  листке", в котором, например,
часто  писали,  что  "Азаров  недоедает  деталей",  вместо  шапки был вопль:
"Мяса!"
     Член Военного совета, навестивший  нас, взглянул на "Боевой листок" и в
тот  же  день  подкинул  нам  пяток вяленых языков. Они оказались твердыми и
резиновыми, как  автомобильная  шина,  но  все -  таки -  мясо. Наш гарнизон
ликовал.
     Наконец  типаж  оперетты   прояснился.  Боцмана  Силыча  и  разведчицу,
комсомолку  с Выборгской  стороны, породил  Вишневский.  Сердцееда  Чижова и
молодых  матросов  ввел  в  действие  Крон,   а  Георгия  Бронзу,  одессита,
сражавшегося в  Ленинграде,  конечно, пустил  в плаванье я. Остальные  герои
образовались  как  -  то  незаметно. Словно  родились  из  пены  "трепа".  С
начинающим поэтом помог мне Крон. Он предложил  заменить  только одно слово:
вместо "не выдаст" поставил  "не выдадет", - и сразу стало видно,  что стихи
сочинил неопытный человек.
     Музыку к  нашему тексту писали  флотские  композиторы Николай Минх, Лев
Круц и Виктор  Витлин. Они приходили к нам и показывали заготовки. Наигрывая
на рояле  и подпевая дурными голосами, они наводили такой шум, что их слышно
было за  квартал, так как  окна у нас были раскрыты настежь. Однажды хозяйка
пришла встревоженной и предупредила:
     -  Под окнами собрались  рабочие "Линотипа". Они возмущаются,  говорят,
что  ленинградцы мучаются, гибнут от снарядов, а тут чуть  ли не каждый день
"тру - ля - ля" устраивают.
     Вишневский  мгновенно  надел   на  себя  китель  со  всеми  орденами  и
георгиевскими крестами, высунувшись в окно, обратился к рассерженным рабочим
почти с митинговой речью:
     - Дорогие  героические рабочие Ленинграда! Мне понятно ваше возмущение.
Я сам бы расстрелял гадов, которые устраивают пьянки и веселятся в блокадном
городе, когда рядом льется  кровь и люди  умирают  у станков. Но  у нас дело
особое.  Тут не "тру - ля -  ля". В этом  доме собрались драматурги, поэты и
композиторы.   По  заданию  командования  мы   пишем   музыкальную  комедию.
Гитлеровцы  полагают,  что под обстрелами и бомбежками  мы  хвосты  поджали,
дрожим  от страха  и  поедаем друг  друга. А мы не унываем,  даем им сдачи и
сочиняем сатирическую  оперетту  "Раскинулось  море  широко". Скоро  мы  вам
покажем ее в Александринке. Приходите к нам на премьеру...
     -  Да мы что... мы разве против,  -  стали  оправдываться  линотиписты,
выпускающие вместо машин пулеметы. - Просим прощения, если  помешали. Просто
непонятно было, чего люди веселятся, когда кругом горе.

     А теперь ясно. На премьеру придем... Желаем успеха.
     Премьера состоялась  в точно назначенный  день - 7 ноября 1942 года. За
нами  пришел  мотоцикл  с  коляской.  И  мы  втроем с  ветерком  подкатили к
Александринке.
     Спектакль прошел с успехом.  Зрители  прерывали  представление смехом и
аплодисментами.  Нашей  прима - балерине Пельцер  вместо  корзины  с цветами
преподнесли  корзину,  наполненную  свежей   морковкой,  репкой,  свеклой  и
помидорами. И  она такому подарку была больше рада, чем  цветам. Хотя были и
цветы,
     - Что же тебя из блокадных переживаний больше всего потрясло? - спросил
я у Севы Азарова.
     - Ты смеяться будешь,  не поверишь, но я действительно был  потрясен. И