лица  теплым лучам,  а  те,  кто  имел  силы  двигаться,  копошились  рядом:
скалывали  лед, разваливали  ноздреватые сугробы, грузили  снежные глыбы  на
фанеру, на  саночки, впрягались по  несколько  человек,  отвозили к чугунным
решеткам  и сбрасывали в каналы. Делали  все замедленными движениями,  часто
отдыхали, утирая обильный пот.
     Золотистый  солнечный  свет  беспощадно обнажал  худобу  жилистых  шей,
бледность опухших лиц, мешки и провалы под глазами. Создавалось впечатление,
что население  города, переболев  тяжелой, изнурительной  болезнью,  впервые
выбралось на улицу подышать свежим воздухом. Но скучно стоять  и  сидеть под
солнышком без дела. И ленинградцы счищают  со своих улиц скопившийся за зиму
грязный  снег,  сгребают щебень и мусор разрушенных домов, увозят на  свалки
нечистоты. Они не дадут задушить себя зловонию и эпидемиям.

     23  марта. Потепление вызвало туманы. Они наползают с моря. Все тонет в
молоке,  даже   не  видно  Петропавловской  крепости.  По  толстому   стеклу
иллюминатора змейками стекают тоненькие струйки.
     Гитлеровцы, полагая,  что в тумане наши наблюдатели не  увидят вспышек,
открыли сильный  артиллерийский  огонь  по Балтийскому  заводу  и  кораблям,
стоящим  рядом на  Неве. Два тяжелых снаряда  угодили в линкор  "Октябрьская
революция". Корабль был не  виден, а в него все же попали. Значит, противник
пристрелялся. Нашим кораблям грозит серьезная опасность. Правда, повреждения
на  линкоре невелики.  Он не выведен  из строя, может  стрелять  и  плавать.
Только придется склепать новую радиорубку и кое - что залатать на палубе.
     26 марта. Сегодня был обстрелян  наш самый  крупный минный заградитель.
Ни один снаряд не попал в корабль, но несколько разорвались рядом. Осколками
посечен  борт.  Хорошо, что  нет  пробоин  в  подводной  части,  не придется
расшивать листы и заново ремонтировать.
     Теперь  нет никаких  сомнений, что гитлеровцам хорошо известны  стоянки
кораблей. Скорей бы вскрылась Нева! Пора уходить с насиженных мест.
     31  марта. Целые дни ленинградские  женщины копошатся  на  улицах и  во
дворах, убирая побуревший грязный снег. Погода стала переменчивой, то светит
солнце,  то  налетает  пурга, то оттепель. У  многих  насморк  и  кашель. Не
началась ли эпидемия гриппа?
     Из   Москвы  прибыл   в   Ленинград  начальник  Главного  политического
управления Военно-Морского Флота армейский комиссар второго ранга  Рогов. Он
собрал писателей - балтийцев и поинтересовался, чем мы дышим.
     Вишневский  доложил  о  деятельности своей  группы  при  Пубалте,  а об
одиночках,  работающих  в  боевых  частях, ничего  не сказал.  Пришлось  мне
вспомнить, как трудились мы - редакторы многотиражек. Рогову мое выступление
понравилось.

     В перерыве ко мне подошел полковой комиссар из Главного политуправления
и сказал:
     -  Готовьтесь к  отъезду в Москву.  Забираем  в  отдел  печати.  Будете
передавать свой опыт многотиражкам всех флотов.
     Это меня ошеломило. Я не собирался покидать Ленинград.
     - А, нельзя  ли  обойтись без меня? Мне хочется пробыть  на Балтике  до
конца блокады.
     -  Не желаете в  Москву? -  удивился полковник. -  Думаете,  что мы там
баклуши бьем?
     - Этого я не думаю, но писателю важней остаться здесь...
     - Ничего не выйдет, - ответил москвич, - приказ армейского комиссара. А
на флоте, как вы знаете, приказы не обсуждаются, а выполняются.
     4 апреля. Прошло три дня. Я уже решил, что про меня забыли  и оставят в
покое. Но не тут - то было. Секретарь политотдела принес телефонограмму. Мне
предписано  немедля явиться в отдел кадров Пубалта к  батальонному комиссару
Ракову.
     С большой  неохотой пошел в Пубалт. Там  меня встретил  сухой и строгий
батальонный комиссар.
     - Вы  почему  не  являетесь за  предписанием?  -  грозно спросил  он. -
Особого приглашения ждете?
     - Меня никто не вызывал.
     - Но вас же предупредили?
     - Это был ни к чему не обязывающий разговор.
     -  Запомните:  разговор   старшего  всегда  обязывает,  никто  вторично
напоминать не будет.
     Протянув заготовленную бумагу, он сказал:
     - Отбыть немедля.
     - На чем же я выеду из Ленинграда?
     -  Не  знаю,  транспортом  не  занимаюсь.  Но если вовремя не  явитесь,
пеняйте на себя, - предупредил Раков.
     Так он сумел превратить выдвижение в наказание. Водятся у нас еще такие
службисты.
     Весь день я бегал по флотским учреждениям, прося

     помочь  отбыть в Москву,  но  никого  мои  заботы  не  трогают.  Я  уже
отрезанный  ломоть. Единственное,  что мне  удалось сделать, - это вызвать с
моими вещами и аттестатами из Кронштадта Клецко.
     5 апреля. Вчера я  распрощался со всеми на "Урале", но едва спустился с
трапа, как  заверещали  звонки  громкого боя  и  раздался  сигнал  воздушной