социал-демократическая, проникала в лагерь из Швейцарии. Проблем с изучением 
марксизма у Тухачевского,
хорошо знавшего немецкий, не было. Да и программа,
и брошюры с постулатами политической деятельности РСДРП также, вероятнее всего, 
попадали в Ингольштадт из Цюриха. Н. К. Крупская писала в воспоминаниях:
?Еще когда мы жили в Берне, начата была и довольно широко поставлена переписка 
с русскими пленниками, томившимися в немецких
лагерях. Материальная помощь, конечно, не могла быть очень велика, но мы 
помогали чем могли, писали им письма, посылали
литературу?32.
Свойственный молодости максимализм помноженный на стремление к лидерству, 
усиленное годами вынужденного
лагерного бездействия... Радикализм формирующегося политического кредо 
двадцатитрехлетнего Тухачевского вполне объясним. Весьма характерно, что 
Тухачевский, сам того не зная, солидаризировался с той частью российской 
интеллигенции, которая изначально сочувствовала либеральным
политикам, но отвернулась от них из-за их власте-боязни. Собственно, эта 
властебоязнь, как показали последующие
события, и привела страну к революционному тупику. Тухачевскому импонировали те,
 кто был готов к решительным,
хоть и жестоким действиям.
Первую — ?лингвистическую? — смену настроений Тухачевского
зафиксировали его французские друзья:
?Хозяева называли меня по-прежнему "Ваше благородие", но я их назвал 
"товарищами", — рассказывал Тухачевский Реми Руру, вернувшись с обеда из 
соседнего каземата, где находились его русские
приятели.
?Однажды, — вспоминал Рур, — я застал Михаила Тухачевского
очень увлеченного конструированием из цветного картона страшного идола. Горящие 
глаза, вылезающие из орбит, причудливый
и ужасный нос. Рот зиял черным отверстием. Подобие митры
держалось наклеенным на голову с огромными ушами. Руки
75
сжимали шар или бомбу... Распухшие ноги исчезали в красном постаменте... 
Тухачевский пояснил: "Это — Перун. Могущественная
личность. Это — бог войны и смерти". И Михаил встал перед ним на колени с 
комической серьезностью. Я захохотал. "Не надо смеяться, — сказал он, 
поднявшись с колен. — Я же вам сказал, что славянам нужна новая религия. Им 
дают марксизм, но в этой теологии слишком много модернизма и цивилизации. Можно 
скрасить эту сторону марксизма, возвратившись одновременно к нашим славянским 
богам, которых христианство лишило их свойств и их силы, но которые они вновь 
приобретут. Есть Даждь-бог — бог Солнца, Стрибог — бог Ветра, Велес — бог 
искусств и поэзии, наконец, Перун — бог грома и молнии. После раздумий я 
остановился на Перуне, поскольку марксизм, победив в России, развяжет 
беспощадные войны между людьми. Перуну я буду каждый
день оказывать почести"?33.
Тухачевский шутил, но этой шуткой он серьезно и внятно обозначил свои 
политические симпатии, интуитивно
предугадывая ближайшее будущее России. Ему нравилось
эпатировать. ?Кощунствуя спокойно и весело, он затем галантно осведомлялся: "Я 
вас не шокирую? Мне было бы очень досадно..."?34 Тухачевский в Ингольштадте 
увлекся резьбой, изготавливая забавные фигурки. Из плена
домой в 1917 году он привез любимые игрушки — вырезанных
им из дерева маленьких идолов...
Монотонность лагерных будней может тяжело сказываться
на состоянии психики, — констатировала комендатура
Ингольштадта. ?Миновала вторая пасха во время моего
пребывания в плену. Не могу утаить от вас, что испытываю огромную невыразимую 
тоску?, — признавался
родным Шарль де Голль35. Переклички членили дни на части. В декабре 1914 года в 
фортах VIII, IX, X переклички проходили в 9.00, 11.00, 14.00 и в 16.00, причем 
две из них — в казематах и две — во дворах фортов, ?при неблагоприятной
погоде? — под укрытием. Между поверками военнопленным
разрешалась ?ходьба?. За нахождение вне каземата после 16.00 военнопленный мог 
быть наказан, вплоть до расстрела36. В начале 1915 года ?психическая?
76
проблема проявилась очевидным образом, в связи с чем были созданы условия для 
духовных и физических занятий военнопленных. ?Вы часто спрашиваете меня, гуляю 
ли я. Да, по меньшей мере два часа в день, по территории форта...
Как только позволит погода, я снова начну заниматься
спортом?37, — писал де Голль матери.
Среди заключенных в офицерском форте Ингольштадта
было несколько художников. Наиболее известный из них — бретонец Жан-Жюль 
Лемордан. Он сделал наброски
портретов товарищей по форту IX и зарисовки окрестностей
— они сохранились до наших дней и даже экспонировались
в Баварском музее армии*. Темами другого художника были, наряду с ландшафтами, 
обнаженное тело и эротические сцены.
...Русские военнопленные с наибольшей охотой занимались
поделками из конского волоса, изготовлением колец, браслетов — для рук и для