— Мой здесь, его прятать не надо. 

Только сейчас я по-настоящему разглядел, что у самолета нет ни крыльев, ни 
хвоста. Мотор с центропланом зарылся в снег, попав в какой-то карьер. Кабина и 
часть фюзеляжа снаружи. Вторая половина фюзеляжа с хвостовым оперением 
раскачивается на высоковольтных проводах. Ее удерживает на них стойка 
костыльного колеса. 

— Линия не действует, — говорю я бойцу. — Иначе убило бы током... Не действует..
. Значит, голодный Ленинград остался еще и без электричества... 

Солдат смотрит на линию электропередачи, на раскачивающийся вверху хвост моего 
самолета и уже несколько мягче велит мне выбираться из оврага. Больше того, он 
бросает мне свои лыжи. Выйдя на тропу, я возвращаю их своему конвоиру. Через 
некоторое время он приводит меня в деревню, к дому, возле которого стоит 
часовой. 

В доме нам навстречу поднимается из-за стола майор в общевойсковой форме. 

— Поймал немецкого летчика, товарищ майор! — бойко докладывает ему боец. Они 
оба глядят на меня. И тут я обнаруживаю, что на реглане, который достался мне 
от Чепелкина, нет голубых петлиц. Воротник моей гимнастерки не виден из-под 
шерстяного свитера. Вот почему я и кажусь бойцу подозрительным. 

Впрочем, майор сразу уясняет, что к чему. Он командует пехотным батальоном, 
отведенным после тяжелых наступательных боев в район станции Войбокало на отдых.
 Отпустив бойца, командир просит меня подробно рассказать обо всем случившемся. 


— Да, вам очень повезло, — говорит он, внимательно выслушав меня. — Можете быть 
уверены, мы ничего не тронем на машине. Я прикажу выставить возле нее караул до 
приезда ваших товарищей. 

Комбат отдает распоряжение накормить меня и сожалеет, что не имеет возможности 
доставить на аэродром. Однако он дает мне провожатого, знающего, как выйти на 
дорогу. 

— Будьте осторожны, — советует на прощание майор. — В лесу иногда шныряет 
разведка противника. Не напоритесь. А боец, доставивший вас... — Мой собеседник 
улыбается. — За бдительность мы объявим ему благодарность. 

Сначала с провожатым, а потом один иду я с парашютом на плечах по лесной дороге.
 На всякий случай держу наготове пистолет. Снег морозно хрустит в тишине, и 
кажется, что хруст этот слышен во всех уголках глухого леса. 

К нашему дому подхожу только в восемь чесов вечера. Меня встречает новенький, 
еще незнакомый мне матрос-дневальный. 

— А где все остальные? 

— Ужинают. 

На столе лежит небольшая записка. Глаз невольно улавливает на бумаге мою 
фамилию. В чем дело? Читаю: «Тов. Исакович! Бери нашу машину, поговори с 
Мясниковым, где искать Каберова. Заедешь в Шум, поговори с Львовым. Может, он 
знает что-нибудь об Игоре. Возьми карту и фонарик. Поговори с населением. Прими 
все меры, чтобы Игоря найти. Лукьянов». 

Все ясно. Иду в столовую. В ней как-то чересчур уж тихо. Все говорят вполголоса.
 Вот так же разговаривали неделю назад, когда в воздушном бою был поврежден 
самолет Сергея Сухова. С каким волнением ждали мы его возвращения! И он 
действительно возвратился. Возвратился во втором часу ночи... Сейчас здесь ждут 
меня.

— Понимаешь, ведь шли-то мы домой, к Войбокало подходили, — слышу я, отворяя 
дверь столовой, голос капитана Громодвинникова. — Ты помнишь, как он подал 
команду собираться в группу? Подал команду, а о себе сказал, что идет сзади, 
догоняет. Потом он не ответил на мой запрос. Пропал куда-то... 

Я потихоньку закрываю за собой дверь. — Может быть, все же эти два 
«мессершмитта»?.. — говорит Ефимов. 

— Нет! — возражает Сухов. — скорее всего, просто сел где-то на вынужденную. 
Придет, вот увидите, придет. 

Тут уж я не выдерживаю: 

— Правильно, Сергей! Вот я и пришел... 

Что было дальше, описывать не берусь, все равно не получится. Скажу только, что