— В Ленинграде большие трудности, ребята. Хлебные пайки уменьшены. По рабочей 
карточке теперь приходится двести пятьдесят граммов на день. Служащие, 
иждивенцы и дети получают по сто двадцать пять граммов... 

Алферов и Евсеев задумались. Особенно приуныл Борис. Еще бы! В Ленинграде живут 
его родители... 

Всю ночь трактор укатывал снег. К утру полоса для взлета была готова. Ребята 
смели снег с самолета, прогрели двигатель. С большим трудом забрался я в кабину 
самолета. Костыли лежали в фюзеляже, прикрытые чехлом. 

— Не знаю, как вы будете с одной ногой-то, — усомнился Алферов. 

— Ничего, как-нибудь... 

— Нажимать на педаль правой ногой я не мог. Обмотанная чем-то мягким, она 
лежала поверх педали. Чтобы мне удобнее было действовать здоровой ногой, Евсеев 
привязал ее шпагатом к левой педали. Алферов смотрел на все эти наши ухищрения 
и только покачивал головой; 

— Интересно, командир, что сказали бы по этому случаю медики... 

В конце концов я, подняв облако снежной пыли, вырулил для взлета, помахал 
друзьям из кабины и дал газ. 

Вот я и дома, в кабине своего устремленного вперед истребителя. Это мой 
укромный уголок, моя светлая небесная горница. Здесь тепло, уютно, удобно. К 
самолету я отношусь как к живому существу. Я разговариваю с ним. Мы с ним 
друзья. Ему тяжело — он может положиться на мою помощь. Мне трудно — я могу на 
него положиться. Почти неделю не было меня на аэродроме. Он ждал. Ждал в 
промороженном капонире один на всей стоянке. Зябко ему было, А стоило прийти 
мне, и ожил «ястребок», встрепенулся и вынес меня на своих сильных крыльях в 
тревожное ленинградское небо. 

Но прежде чем уйти по маршруту, я разворачиваюсь, снижаюсь до бреющего и 
проношусь над головами машущих руками Евсеева и Алферова. 

До скорой встречи, друзья! 

Набираю высоту. Как все знакомо вокруг! Заснеженный Кронштадт и едва схваченный 
молодым льдом Финский залив. В легкой дымке просматривается зловеще притихший, 
занятый фашистами петергофский берег. До боли знакомые контуры блокированного 
врагом Ленинграда проплывают под крыльями.




ТРЕТЬЯ ФРОНТОВАЯ ЗЕМЛЯНКА 


На новом аэродроме я сразу же попал в руки медиков. 

— Постельный режим. Ногу греть, — последовало распоряжение. 

Я достал из-за печки унты, натянул их на ноги. 

Командир эскадрильи капитан Мясников объяснил мне, что наш полк прикрывает 
ледовую дорогу, и показал ее на карте. Я узнал также, что на здешнем аэродроме 
базируется только наша эскадрилья истребителей (остальные вместе со штабом 
полка обосновались за Волховом). Вместе с нами здесь поселились штурмовики. 
Наша задача — прикрывать их в полете. 

Комиссар Исакович принес мне перекусить, а командир из каких-то запасов налил в 
кружку: 

— Ну-ка, с мороза-то... 

Один за другим в землянку приходят летчики. Петро Чепелкин сидит рядом со мной. 
Егорушка Костылев и Семен Львов лежат на нарах. Не вижу Ефимова и Сухова. 
Намереваюсь спросить, где они, но рев снижающихся самолетов заглушает мой голос.
 

— Вот и наши пришли, — выглянув в окошко, говорит Мясников. — На дорогу ходили. 


Вскоре Ефимов и Сухов появляются на пороге. 

— Смотри, Матвей, он действительно дома! — кричит с порога Сухов. — Здорово, 
одноногий! Как дела? Как а Питере?..