мы получили, была необычной. Требовалось определить, где проходит линия фронта, 
как далеко фашисты от Ленинграда. Выслушав майора Новикова, мы удивленно 
переглянулись.

— Видите ли, обстановка на фронте настолько сложна и данные о ней так 
противоречивы, — сказал он, — что командование военно — воздушных сил флота 
вынуждено само ориентироваться.

Посмотрев на часы, Новиков предупредил, что командующий дал нам срок до шести 
часов утра и что в нашем распоряжении остались считанные минуты. Затем командир 
взял мой планшет и, еще раз уточнив по карте маршрут, пояснил:

— Пойдете на Псков, а если потребуется — и дальше. Идите, пока вас не 
обстреляют зенитки. Высоко забираться не надо. Держите полторы — две тысячи 
метров, и будет хорошо. В остальном действуйте по обстановке.

«…Пока не обстреляют», — вспомнил я слова командира, разворачиваясь на курс 
следования к Пскову, странная задача! Самолеты Алиева и Годунова шли, как бы 
прижимаясь к моей машине. Сказывалась училищная привычка ходить «крыло в крыло».
 Но мы направлялись к

линии фронта, а сомкнутый боевой порядок не обеспечивает отражения внезапных 
атак истребителей противника. Пришлось разомкнуться.

Прошли Волосово. Справа открылось большое круглое, как пятак, озеро Самро. Путь 
дальний, держим эка что высоту три тысячи метров. Здесь меньше рас — код 
топлива. Под крылом проплывают деревни, поля, са, болота. Справа уже хорошо 
виден берег Чудского озера и город Гдов.

В районе Пскова полету мешает облачность. Где же стреляют? Я, признаться, 
волнуюсь. Внимательно наблюдаю за воздухом. Высота уже восемьсот метров. Идем 
под облаками. На горизонте показался город Остров. Справа что-то горит. Клубы 
черного дыма застилают город. Слева, чуть дальше, видны еще два очага пожара. 
По дороге на Псков, поднимая пыль, идут танки. Сомнений нет — фашистские. Но 
нас никто не обстреливает. Вот уже и окраина Острова. Слева на встречных курсах 
под самой кромкой облаков проносятся два самолета. Возможно, это вражеские 
истребители. Разворачиваюсь на обратный курс. Ощущаю напряженное биение сердца. 
Стараюсь подавить волнение. Но самолеты уже исчезли.

Неожиданно хлопья черных разрывов преграждают нам путь. От одного из них мой 
самолет ощутительно качнуло. Мы набираем высоту, но снаряд за снарядом упорно 
рвутся близ нас: сверкнет язычок огня и тут же накроется, как шапкой, темным 
дымком. Конечно, не очень приятно, когда по тебе стреляют, но мы уже 
притерпелись. Страха нет. Резко пикируя, уходим вниз и бросаем опустевшие 
картонные баки (случись бой — они будут только мешать). Вижу, как, причудливо 
кувыркаясь, падают подвесные баки Алиева. Вражеские артиллеристы, видимо, 
решили, что это бомбы. Интенсивность обстрела сразу уменьшилась.

Направляемся к Пскову. По дороге идут и идут танки. Сколько их! Так хочется 
разрядить по ним хоть часть пулеметной ленты. Но что толку от такого удара! И 
все же я не выдерживаю, разворачиваю звено на колонну и пикирую. Как ни густа 
пыль, а черные кресты на танках хорошо различимы. На Ленинград ползут гады! С 
ожесточением нажимаю я на гашетку. Обстреляв колонну, ухожу в сторону от дороги.
 Товарищи поступают так же и снова идут рядом со мной. Противник ведет 
беспорядочную стрельбу, но мы относимся к ней спокойно. Обстановка предельно 
ясна. Берем обратный курс.

После посадки я с какой-то особой легкостью выскакиваю из кабины. На стоянке 
нас встречают Новиков, Исакович и какой-то незнакомый нам командир, видимо 
представитель вышестоящего штаба. 51 докладываю все, как есть, по порядку, 
показываю по карте, где нас обстреляли, где и в каком направлении идет 
вражеская танковая колонна, какого пункта она достигла. Представитель штаба 
благодарит нас. Уходя, он заглядывает под плоскость истребителя, на котором 
летал Алиев, и обращает внимание на бомбодержатель.

— Вы что — бомбы с собой брали?

— Нет, у нас были подвесные баки, — говорит Гусейн. — Но мы с Каберовым 
сбросили их в момент обстрела.

— А ты где сбросил свои? — спрашиваю я у Годунова.

— Я думал — они пригодятся нам и хотел привезти их домой, — отвечает Борис, — а 
потом разозлился и пустил по фашистской колонне. Пусть, думаю, фашисты примут 
за бомбы. Глядишь, какой — нибудь от страха в кювет шарахнется.

Озорной ответ Годунова вызывает улыбки. Иван Романович Новиков хвалит его за 
смекалку.

— Ну что, товарищ командир? — говорит Исакович. — Теперь они обстрелянные и,