группы. Четверка уходит вверх, другая начинает бой на виражах. Один из 
«мессеров» пытается зайти мне в хвост. Но я разворачиваюсь так круто, что 
оказываюсь в выгодном положении. Вражеский истребитель делает «горку» и уходит 
ввысь. «Не вышло, гад! Нас на вираже не возьмешь!» 

Все же и мне, и моим товарищам приходится тяжеловато. Но откуда ни возьмись нам 
на помощь опять приходят «короли» воздуха (истребители И-15-бис) с их 
реактивными снарядами. «Мессершмитты» ретируются. Мы направляемся к своему 
аэродрому. Во рту у меня пересохло, дышать нечем. Скорее на посадку! 
Пошатываясь, иду в землянку. Рядом так же устало шагает Халдеев. 

— Вот это денек! — говорит он, валясь на нары, — Сумасшедший какой-то. 
Изнурительные бои, странные происшествия. Этот твой капот у меня из головы не 
выходит. 

Некоторое время Халдеев лежит молча, потом снова подает голос: 

— Именно тот случай, когда летчики говорят: «Хочешь жить — сядешь»,

— Капот, Володя, это уже история. Надо бы узнать, вернулись ли домой штурмовики.
 

Должно быть, мои слова долетели до слуха Аниканова. 

— Докладываю, — торжественно объявляет он, — получено сообщение, что штурмовики 
благодарят морских истребителей за помощь. — И уже несколько тише добавляет: — 
Все дома. Летчик с Яка жив, только подпалился немного. 

На душе становится спокойнее. Я засыпаю. Но вскоре кто-то начинает трясти меня 
за плечо. Матрос-посыльный говорит, что какой-то летчик очень хочет видеть меня.
 

Вскакиваю, смотрю на часы, спрашиваю у Аниканова, будут ли еще сегодня вылеты. 
Тот тоже смотрит на часы, пожимает плечами: 

— Вряд ли. Сделали по шесть вылетов. Куда же больше! Из штаба полка получено 
распоряжение: «Пусть летчики отдыхают...» 

Я выхожу из землянки. Пятнадцать минут сна сняли немного усталость. На стоянке 
никого не нахожу. Грицаенко говорит, что меня спрашивали двое, но куда-то ушли. 
Впрочем, нет, вот они, спешат мне навстречу. 

— Товарищ инструктор, здравия желаю! 

— Барановский! Откуда? Какими судьбами? 

Мы обнялись. 

— Мне сказали, товарищ инструктор, что вы в Низине. Мы с дружком, недолго думая,
 сели на катер — и в Ораниенбаум. Ну, а теперь вот здесь... 

Улыбающееся рябое лицо Барановского сияет радостью. 

— Вот это и есть тот человек, о котором я тебе рассказывал, — говорит он своему 
спутнику. 

— Ну что ж, пойдемте к речке, — предлагаю я. — Посидим, поговорим. Вылетов 
больше не предвидится. Так что времени у нас достаточно... 

На берегу было свежо. Ветер с залива дул по-осеннему. Мы зашли в оружейную 
палатку, стоявшую среди кустарника над обрывом. Завязался разговор о Новгоде, 
об аэроклубе, о ребятах из нашей летной группы. Алексей был старшиной этой 
группы, С удовольствием повторял он фамилии своих бывших подчиненных: Рубаев, 
Алексеев, Горячев, Петров, Лосев, Лутина. Все они, кроме Ивана Лосева и Жени 
Лутиной, позже закончили Ейское авиационное училище, и разлетелись по разным 
флотам. Что касается Барановского, то он бросил якорь здесь, в Кронштадте. 

Алексей с гордостью сообщил мне, что он и его товарищи летают на истребителях 
И-15-бис, которые здесь называют «королями», и что программа ввода в строй уже 
завершена. Завтра летчики надеются получить свое первое боевое задание. Приятно 
было видеть воодушевление Барановского, наблюдать за тем, как меняется 
выражение его голубых глаз, как забавно пошевеливает он меченным оспинками 
носом. Весь облик Алексея свидетельствовал в тот час о великолепном настроении, 
об озорной веселости, которая так часто сопутствовала ему. 

Алешка!.. Передо мной сидел тот самый Алешка Барановский, самостоятельный вылет 
которого был в аэроклубе моим экзаменом на зрелость. Два года прошло с тех пор, 
а как возмужал он, бывший мой подопечный! И уже не курсант, а военный 
летчик-истребитель. Завтра пойдет в бой...