и грохот стали ослабевать, и мы выскочили из землянки. Я бросился к истребителю 
Соседина, но Николай уже запустил мотор, взлетел и помчался догонять уходящие 
самолеты противника. Аэродром был охвачен огнем. Горели штурмовики и 
корабельные разведчики, МИГи соседних эскадрилий и наши И-16. Возле землянки 
полыхал самолет, в котором дежурил Багрянцев. Михаил лежал ничком на земле, 
обхватив руками голову. Его ботинки и нижняя часть брюк обгорели.

— Миша, ты жив?

Я схватил его за китель и оттащил от огня.

— Жив, — как бы просыпаясь, подал он голос и вдруг вскочил на ноги: — Кто это? 
Ты, Игорь? Ну, что? Кажется, все. Ушли, сволочи…

Он был мрачен и как бы чем-то смущен.

— А я, Игорек, уснул, понимаешь. Сел в самолет и задремал на минуту какую-то. 
Ко мне перед этим еще Соседин приходил, ругался, что штурмовики маскировки не 
соблюдают. Ну вот, а потом вдруг чувствую, что горю… Открыл глаза, а тут… Как 
выскочил из кабины — не помню...

Я обратил внимание на полы его расстегнутого кителя. Они были в нескольких 
местах продырявлены.

— Неужели пули? — Он удивленно пересчитал дырки. — Пять штук. Полы пробили, а 
меня не задели!

Он стал обшаривать всего себя. Были только небольшие ожоги на ногах. Пуля 
перебила одну из подвесок, удерживавших кобуру пистолета на ремне морского 
снаряжения.

— Да, Миша, считай, что тебе повезло.

В это время от самолета отвалился мотор. Ярким костром запылал он в луже 
бензина рядом с догорающей машиной. Багрянцев остановил долгий взгляд на 
охваченных огнем останках своего самолета.

— Вот и все! — глухо сказал он, и я увидел, как слеза прочертила след на его 
почерневшей от копоти щеке.

Выскочившие из укрытий люди суетились на стоянке. Мимо нас пробежал Тенюгин:

— Ангары горят!.. Скорей!..

Я бросился следом за Тенюгиным. Мы забрались на крышу одного из ангаров. Горела 
камуфляжная сетка. Огненные змеи ползли по ячейкам, заглатывая их одну за 
другой. Мы с Тенюгиным сбрасывали сетку с крыши. Багрянцев и несколько 
прибежавших вслед за ним техников гасили ее на земле. Возле второго ангара тоже 
лихорадочно работали люди. На западной стороне аэродрома горели штурмовики. Мы 
побежали туда. Но к самолетам нас не подпустили. На некоторых машинах уже 
рвался боезапас. В клубах дыма там и тут сновали люди. Кто-то закричал: 
«Уходите! Взорвемся!» Все бросились бежать.

В это время над аэродромом появился самолет Соседина. Не догнав вражеские 
машины, он вернулся и стал заходить на посадку прямо над пылающими штурмовиками.
 Это было опасно, и стартер дал красную ракету, Соседин сделал еще один круг и 
опять вышел на прежний курс. Он проходил низко над горящими самолетами, когда 
несколько взрывов сотрясли воздух. Огромный столб дыма и огня взметнулся к небу.
 Самолет Николая Соседина перевернулся вверх колесами и скрылся за огненным 
круговоротом. Мы побежали к месту падения боевой машины. Она лежала на самом 
краю болота. Соседин был извлечен из — под обломков с едва заметными признаками 
жизни.

Потрясенный происшедшим, командир эскадрильи Новиков стоял возле санитарного 
У-2, специально прилетевшего из Ленинграда, и в который раз спрашивал у врача, 
будет ли жить Соседин. Врач пожимал плечами,

— Все зависит от организма…

Носиков сосредоточенно следил за тем, как ставили в самолет носилки, на которых 
лежал Соседин. Он пристально наблюдал за всем, что происходило вокруг. И разве 
могло прийти в голову кому — либо из нас, стоявших рядом с командиром, что 
завтра его не станет в живых…

А это произошло. Нелепая случайность вырвала из наших рядов замечательного 
человека, мастера своего дела. Новиков решил облетать восстановленный после 
поломки истребитель ЛАГГ-3 и потерпел катастрофу…

Но возвратимся к событиям предыдущего дня. В результате вражеского налета мы 
потеряли семнадцать самолетов. Сгорели шесть истребителей МИГ-3, три И-16