собьют.

— Николай дело говорит, — сказал Сухов. — Летчику на войне надо стремиться жить 
по правилу: «Лучше переспать, чем недоесть». Тогда тебе сам черт в бою будет не 
страшен.

Мы с Николаем рассмеялись.

— Да, поспать и поесть — это у тебя, Серега, действительно отработано. Сухов 
посмеялся вместе с нами.

— А на Новикова ты не обижайся, — сказал он мне напоследок. — Ну, немного 
шумнул на тебя. На то и командир, У него знаешь сколько забот? Вот вчера на 
нашем аэродроме штурмовики сели. Все думали, что они заправятся и улетят. А они,
 оказывается, сюда на постоянное базирование. Капониров для них нет, машины 
стоят на виду, и вся наша маскировка теперь петит к черту. Командир полка майор 
Душин приказал эскадрилье выделять дежурную пару истребителей для прикрытия 
аэродрома. А где мы возьмем столько самолетов? Вот Новиков и расстроился, А тут 
еще ты со свей ей бессонницей подвернулся ему под горячую руку… Ну, ничего… 
Сегодня ляжешь спать пораньше и завтра будешь летать.

Сергей подошел к патефону, порылся в пластинках,

— А чтобы у тебя настроение поднялось, сейчас я твою любимую поставлю.

Зашипела игла, и вдруг: «Я много в жизни потерял из — за того, что ростом мал…»

— Слушай, слушай! — Сухов сиял. — Слова-то какие: «Меня он в шайке не нашел и с 
пеной выплеснул на пол…» Это для тебя Ефимов постарался — привез пластинку из 
Ленинграда. «Услышал, — говорит, — песню промоего друга — не удержался, купил…»

Я уже привык к тому, что друзья подтрунивают над моим ростом. Вот и Ефимов… 
Где-то он теперь, наш Андреич? Как улетел с Алексеевым на Эзель, так до сих пор 
ничего и не слышно ни о том, ни о другом. Остальные наши летчики возвратились 
на родной аэродром. И адъютант эскадрильи Аниканов опять мечется в землянке, 
еле успевая отдавать распоряжения и записывать результаты вылетов в журнал 
боевых действий. Теперь ему помогает в этом писарь матрос Евгений Дук. 
Каллиграф и художник, он привел документы в такой порядок, что любо посмотреть. 
«Для потомков, — говорит, — стараюсь. Поднимут они архив после войны, а тут все 
четко и ясно про каждого написано: где и как сражался за Ленинград».

Евгений Дук происходит из семьи потомственных питерских рабочих. Но он с 
детства полюбил авиацию, мечтает летать. Мы с ним друзья, и я пообещал помочь 
ему при первой же возможности осуществить эту мечту, А пока мы вместе выпускаем 
«боевой листок». Он выходит каждый день с самого начала войны. В девять часов 
утра летчики и техники уже заглядывают в мой капонир:

— Ну, не готов еще? — — Сейчас вывесим.

— Давай!.. И вот уже кто — нибудь читает вслух:

		Техник, внимателен будь к машине.
		До мелочей просмотри самолет.
		Чтобы спокоен был летчик в кабине,
		Чтоб для врага был смертельным попет!

Или:

		Маннергейму — Гитлера лакею — 
		Костью в горле Ханко и Кронштадт.
		Драться будем, жизни не жалея,
		Но врага не пустим в Ленинград!

Эти стихотворные «шапки» к боевым листкам сочиняю я, Женя рисует карикатуры.

Вот и теперь, когда все опять ушли на задание, мы с Дуком взялись за очередной 
номер. Да так увлеклись, что и не услышали, как открылась дверь. На пороге 
вырос человек:

— Есть тут люди?

— Матвей! — Я сорвался с места. — Прилетел? А где Алексеев?

— Сейчас придет.

Большой, сильный, улыбающийся, в сбитом на затылок шлеме, Ефимов шагнул в 
землянку. Мы обнялись. Матвей тепло поздоровался с Дуком и Аникановым.

— Ну, вот и все, мы дома! — сказал он, осмотрелся и присел на нары. — А где 
командир?