Багрянцев и Тенюгин на некоторое время задержались, чтобы прикрыть аэродром, а 
потом и бомбардировщики (когда они будут возвращаться на свое постоянное место 
базирования, под Ленинград).

Машина шла ровно. Дорога была хорошая. Я блаженно закрыл глаза. После бессонной 
ночи хотелось отдохнуть. Вспомнились жена, дочурка, родители. После начала 
войны я получил от них только два письма. «У нас все хорошо, не беспокойся. Все 
живы, здоровы. Ниночка уже бегает и много говорит», — писала жена в последнем 
письме.

Оно было со мной. Достав его, я снова — в который раз! — перечитал знакомые 
строчки. «У нас все хорошо…» Фашисты в Старой Руссе и уже подошли к Шимску. А у 
них в Новгороде «все хорошо». Какое уж там хорошо! И попробуй тут не 
беспокоиться!..

Шофер замедляет ход машины. У нас на пути большая группа беженцев. Женщины, 
ребятишки, старики гонят скот, несут на плечах узлы, котомки, чемоданы. Больно 
смотреть на эту картину. Люди снялись со своих насиженных мест и идут неведомо 
куда…

Многие поднимают руки и просят подвезти. Но у нас даже примоститься негде. Едем 
не останавливаясь. Неожиданно перед машиной возникает фигура старика. Он поднял 
над собой девочку с забинтованной головой. Водитель резко тормозит, чтобы не 
сбить их.

— Ты куда, отец, под колеса, да еще с ребенком! — кричит он, открыв дверцу.

Я выхожу из машины,

— Подвези, сынок… Старый я… Нам бы до Ленинграда только… Матку-то ее, слышь, 
бомбой фашист убил… А внучка вот…

Он поправил окровавленную повязку на голове девочки, трясущейся рукой вытер 
слезы.

— И избу сожгли, ироды!.. До Ленинграда бы нам, сынок…

Узнав, что мы едем не в Ленинград, а на ближайший аэродром, что везем в ремонт 
самолет, который нужен нам, чтобы бить фашистов, старик прижимает к груди 
внучку и отходит в сторону.

— Дай вам бог, сынок, одолеть супостата Гитлера… Дай вам бог!.. За Ропшей 
дорога ухудшилась. Машина переваливается из стороны в сторону, того и гляди, 
борта не выдержат. Шофер вынужден ехать медленнее.

Грицаенко из кузова наклоняется к дверце машины:

— Товарищ командир, к дому подъезжаем. Низино уже видно.

И' верно, из — за деревьев небольшой рощи показалась верхушка знакомой 
водонапорной башни. Над аэродромом курится облако рыжей пыли. Видимо, 
истребители выруливают на старт. Вот они уже взлетели и, быстро набрав высоту, 
ушли на запад, растворились в голубизне тревожного ленинградского неба.

На противоположной стороне аэродрома, очистившегося от пыли, мы видим едва 
заметный, замаскированный елочками бугорок. Это наша землянка. Машина идет мимо 
ангаров, Оставленные своими хозяевами, они осиротело смотрят на нас своими 
маленькими, запыленными оконцами.

Дома! На войне, а все же дома!

На стоянке машину уже обступили со всех сторон летчики и техники.

— Привет клопицким!

— Откуда дровишки, Саша? — Друзья обнимают спрыгнувшего с машины Грицаенко и 
разглядывают привезенный нами самолет. — Ерунда, починим. Будет опять как 
новый!

Не спеша, вытирая руки ветошью, подходит к нам дядя Володя (так называем мы 
Линника, старшего техника звена). Владимир Трофимович тепло приветствует нас, 
справляется о моем самочувствии и сразу же переносит внимание на самолет.

— Сильно поврежден? — встав на колесо автомобиля, он заглядывает в кузов.

— Да, попало малость.

— А взамен что? — спрашивает Линник, разглядывая самолет.

Я ответил не сразу. Не хотелось рассказывать про сбитый «юнкере», так как