не пускает. Одно твердит: «Исполняй приказ. Нужно будет — пошлем». Товарищ 
лейтенант, помогите мне попасть на фронт.

А зачем тебе помогать, сейчас сам приедешь. Вон за тем поворотом деревня, а за 
ней фронт.

Машина остановилась у развалин дома Зинаиды Михайловны. Большой Вруды и 
соседней деревни Ямки больше не существовало. Было только пожарище. Оставшиеся 
в живых жители, видимо, ушли в лес. Во многих дворах стояли кресты на 
свеженасыпанных бугорках земли. Мы подошли к могиле Володи.

— Смотри, матрос, — сказал я водителю. — Смотри и запоминай.

К нам подошел боец. В ответ на вопрос о положении на переднем крае он пожал 
плечами:

— Утром фашисты пытались прорвать нашу оборону, но мы отбили все их атаки. 
Сейчас затишье. Что будет к вечеру, сказать трудно.

Красноармеец поправил на плече трехлинейку, посоветовал нам, куда поставить 
машину.

— Да не вздумайте днем поехать к самолету. Фашисты могут открыть огонь из 
орудий.

В садах и на огородах, за развалинами разрушенных строений стояли прикрытые 
ветками орудия и танки. Возле них, почти невидимые в маскировочных халатах, 
хлопотали красноармейцы.

С началом сумерек мы были уже у самолета. Несколько позже фашистская авиация 
начала бомбить станцию. Бомбы рвались так близко, что казалось, Вот-вот накроют 
нас. Я смотрел на станцию. Вряд ли там была хоть одна живая душа. А самолеты 
все шли и шли. Находиться вне укрытия стало опасно, и я предложил технику на 
время оставить работу и забраться под машину.

Я комбинезон недавно постирал, товарищ командир, — как бы между прочим говорит 
Грицаенко. — Грязно уж очень под машиной. Как — нибудь так…

Я тоже не полезу под грузовик, — вторит ему Алферов. — Старшина у нас очень уж 
строгий. Не любит грязнуль. Матрос ты, говорит, или кто?..

В просвете между облаками ненадолго показалась неполная луна. В ее слабом свете 
видны темные силуэты вражеских бомбардировщиков. Где-то рядом заговорила 
зенитка, потом вторая, третья. Один из самолетов прошел над нами так низко, что 
едва не коснулся земли.

— Вот черт! — Алферов проводил сердитым взглядом скрывшийся во тьме самолет. — 
И все же надо работать. Может, эта сволота всю ночь будет летать.

Неожиданно бомбы засвистели, казалось, прямо над нашими головами.

— Ложись! — успел крикнуть я, и все припали к земле.

Одна из бомб упала так близко, что комья выброшенной взрывом земли загрохотали 
по перкалевой обшивке крыльев.

Мы встали и отряхнулись. Грохот бомбежки постепенно стихал.

Через некоторое время на Большую Вруду снова налетели фашистские самолеты. Но 
ничто уже не могло помешать нам. Истребитель был разобран и погружен на машину.

Коротка августовская ночь, но к рассвету все у нас было готово к отъезду. 
Машина, тяжело переваливаясь, пошла по полю, подминая колосья спелой ржи. Едва 
мы миновали деревню, как противник начал артподготовку. Но снаряды рвались 
позади нас, и мы были уже вне опасности.

Создав перевес в силах на этом участке фронта, гитлеровские войска ценой 
больших потерь утром овладели деревней Большая Вруда, вернее, тем, что от нее 
осталось.




ГЛАЗАМИ ПАМЯТИ


Над клопицким аэродромом нависла опасность. Фашистские войска грозили охватить 
его с двух сторон. Гарнизон решено было эвакуировать. Когда мы привезли мой 
истребитель в Клопицы, там уже все было, что называется, поднято на ноги. Нам 
оставалось только захватить свои вещички и прямым путем следовать в Низино.