Спрятав пистолет, я вместе с ребятами подхожу к самолету. Оказывается, он 
ударился об огромный камень — валун. Мотор сворочен на сторону, ствол 
крупнокалиберного пулемета согнут. Истребитель, как подбитая птица, лежит на 
земле, беспомощно распластав свои сильные крылья. Он весь в пробоинах. Я достаю 
из кабины планшет, беру из него карту. Развернув ее на стабилизаторе, 
прикидываю обстановку. Да, сомневаться не приходиться — немцы действительно 
взяли Кингисепп и идут на Волосово.

Меня окружают колхозники. Они с интересом рассматривают истребитель. Ребята 
деловито объясняют, где у него нос, а где хвост. Из разговора со взрослыми я 
узнаю, что рано утром фашисты взяли Молосковицы и двинулись на Вруду, но наши 
перешли в контратаку и остановили противника. Рассказали мне также, что 
председатель здешнего колхоза Илларион Павлович Андреев приказал всем жителям 
деревни зарыть добро в землю и уйти в лес, в партизаны. Одна из женщин занялась 
моей рассеченной бровью и кровоточащей раной на щеке.

— Машина, машина идет! — вдруг закричали ребята.

Действительно, от станции шла «эмка». Она остановилась перед ржаным полем. Двое 
военных бегом направились к нам. Это были летчики — капитан и старший лейтенант.
 Они разыскивали своего товарища, не вернувшегося с боевого задания. Тот и 
другой подтвердили, что подбитый «юнкере» упал за деревней. Капитан записал 
номер полевой почты нашего полка, чтобы сообщить начальству о сбитом мной 
бомбардировщике.

— Вы хотели таранить «юнкерсы», не правда ли? — сказал он.

Я немного смутился:

— Хотел, да не получилось.

— Не получилось потому, что фашисты разгадали ваш маневр и успели разойтись в 
стороны. Мы расскажем об этом интересном случае в нашей части и обязательно 
напишем о нем вашему командованию.

Они готовы были подвезти меня хотя бы до шоссе. Но я, поблагодарив их, 
отказался от машины: человеку, которого они искали, она была, наверное, нужнее, 
чем мне.

Летчики помахали нам на прощание и побежали к своей «эмке».

С парашютом на плече, окруженный колхозниками, я иду в деревню. Большая Вруда — 
крупное село. Оно расположено в километре от железнодорожной станции того же 
названия и в двенадцати километрах западнее Волосова. Женщина, только что 
накладывавшая повязки на мои раны, приглашает меня в свой дом. Я уже знаю ее 
имя. Это Зинаида Михайловна Петрова. За гостеприимно накрытым столом она 
рассказывает мне О своей работе в колхозе, о двоих сыновьях. На вид ей не 
больше сорока, а голова у нее совсем седая. Видимо, нелегко живется Зинаиде 
Михайловне. Разговор наш прерывают сильные взрывы. Вздрагивает весь дом. В 
рамах звенят стекла.

— Это снаряды, не обращайте внимания. Кушайте, кушайте, — спокойно говорит 
хлебосольная хозяйка. — Они уже третий день палят, ироды. Мы к стрельбе 
привыкли.

«Нет, тут уж не до еды», — думаю я, прислушиваясь к нарастающему знакомому гулу.


— Зинаида Михайловна, это бомбежка!

Я успеваю только выскочить в сени и взяться за ручку двери, ведущей на крыльцо. 
Раздается мощный взрыв. Оглушенный им и сбитый чем-то тяжелым, я падаю. 
Выбравшись из — под обломков, бросаюсь на поиски хозяйки. Между тем в небе 
надрывно ревут моторами «юнкерсы». Восемнадцать двухмоторных бомбардировщиков с 
высоты пятисот — шестисот метров обрушивают на Большую Вруду бомбы. Горят дома. 
Дым разъедает глаза. Слышны душераздирающие крики о помощи. А взрывы грохочут 
один за другим. Пронзительно визжат разбежавшиеся по селу поросята из 
разнесенного бомбой свинарника.

Я не сразу обнаруживаю, что у меня над головой нет ни потолка, ни крыши. 
Какая-то пожилая женщина зовет хозяйку. В ответ доносятся стоны. Мы ищем 
Зинаиду Михайловну среди развалин. Нам помогают бойцы. С их помощью удалось 
наконец разобрать тяжелые бревна, Хозяйка еле жива. Переносим ее в окоп.

С большим трудом разыскал я свой парашют. Пора уходить. Но неистовый крик 
останавливает меня:

— Мама, Володю убило!..