он будто проваливается в бездну, перевертывается и переходит в крутой, 
стремительный штопор. Такое ощущение, будто у меня Вот-вот оторвется голова. Я 
резко даю рули на вывод из штопора, но самолет не прекращает вращения. Ручка 
управления упирается во что-то. Положение опасное, и я с силой толкаю ее вперед.
 Наконец-то истребитель выведен в горизонтальный полет. Руки и ноги прямо — 
таки онемели от невероятного напряжения. Нет, что ни говори, а летчику нужна 
физическая сила, и немалая…

Даю газ и только тут выясняю, что мотор самолета остановился. Дыма стало меньше,
 но глаза слезятся, как от лука. Перед броском в последнюю атаку, чтобы при 
ударе не ранить глаза, я поднял очки. Теперь они свалились и болтаются где-то 
сзади на пристегнутой к шлему резинке. С трудом достаю их, прикрываю глаза. 
Пытаюсь трезво оценить обстановку. Где бомбардировщики и что с ними — не знаю. 
Ясно, что таран не получился. Высота — шестьсот метров. Нужно выбирать площадку 
для приземления.

Подо мной огромное болото. Ориентируюсь и доворачиваю самолет в сторону 
Ленинграда. Слева деревня, о рядом с ней ровное поле. Не сесть ли на это поле? 
«Нет, лучше сяду у следующей деревни, — думаю я. — все-таки это ближе к дому». 
Истребитель снижается быстро, а другой подходящей площадки для посадки я что-то 
не вижу. Вот еще одна деревня, за ней желтеет ржаное поле. Видна 
железнодорожная станция. Местность пересеченная — овраги, бугры какие-то. 
Садиться буду на фюзеляж.

Каждая секунда на счету. И все же в памяти мелькают кадры из кинофильма 
«Новеллы о героях — летчиках». Мне довелось посмотреть эту картину весной 1938 
года (тогда я еще работал на заводе). Киноновеллы рассказывают о мужестве 
авиаторов. На истребителе И-16 не выпустилось шасси, и летчик ухитряется 
благополучно посадить эту скоростную машину прямо на фюзеляж. Экран 
заволакивает облако аэродромной пыли, уносимой ветром, а из кабины самолета 
выбирается улыбающийся летчик: «Все в порядке!» Мне это казалось ^удом. Я ходил 
на три сеанса подряд и не переставал восхищаться: «Какие бесстрашные люди эти 
летчики! Сколько настоящей романтики в их опасной работе!.,»

И вот сейчас мне самому предстоит совершить то же самое. И добро бы еще на 
аэродроме, а то бог знает где. Почему-то не вызывает у меня доверия это ржаное 
поле. Все ли сделано, что надо для посадки? «Э, да я же не привязан!» — 
обжигает меня тревожная мысль. Ловлю упавшие за сиденье привязные ремни, но 
застегнуть их одной рукой мне не удается. А высота уже шестьдесят метров. 
Впереди дома деревни. Бросаю ремни, с трудом перетягиваю через крыши домов, 
отворачиваю самолет от выросшего на пути стога сена. Вот уже крылья истребителя 
рубят колосья спелой ржи, потом пригибают ее, мнут. Самолет, как говорят о 
таких случаях летчики, скребет пузом по земле. Через десяток метров он 
ударяется о невидимое препятствие. Впечатление такое, будто на пути истребителя 
выросла каменная стена. Он становится на нос, разворачивается, падает на крыло, 
а затем всей своей массой грохается в рожь. Комья земли вперемешку с колосьями 
летят в кабину. Очки разбиваются о прицел, осколки стекла ранят мне правую 
бровь и щеку.

Впрочем, я не чувствую боли. Выскакиваю из кабины и пытаюсь определить, где 
нахожусь. Справа деревня, слева станция. Идет оглушительная пальба. Три 
фашистских бомбардировщика бросают бомбы на железнодорожную станцию. Одна из 
них попадает в будку стрелочника и разносит ее в щепы. Достаю пистолет и 
отползаю в рожь подальше от самолета. Начинаю приводить в порядок мысли. 
Выходит, что я на переднем крае. Но станция, видимо, наша…

Неожиданно стрельба прекращается. Приподнимаюсь и вижу: от деревни ко мне бегут 
люди. Впереди ребятишки. Вот один из них, шустрый парнишка, подбежал к самолету,
 забрался на него, осмотрелся.

— Ребята, здесь он, айдате за мной!

Три белокурых мальчугана приближаются ко мне.

— Дяденька, вы спрячьте пистолет, — говорит паренек, прибежавший первым. — Не 
бойтесь, здесь наши. А немцы, — он взмахивает рукой, — они в той деревне, 
Молоскозицы она называется.

Мальчуган еще что-то говорит, но я слушаю его рассеянно. Мое внимание 
сосредоточено на Молосковицах. Да, это там лежит поле, где я хотел было 
посадить свой самолет…

Между тем собеседник мой, заметив, что я его не слушаю, трясет меня за китель:

— Дядя, а дядя, меня зовут Женя Петров, а его Володя… Это сын нашей соседки… У 
нас тут бой шел…Вон сколько танков да пушек в деревне!..

— А мы видели, как вы дрались, — задорно говорит Володя. — «Юнкерс»-то в болото 
упал! Вон там, за деревней. Только он не загорелся. Летел, летел с дымом и сел 
на болоте. А который без дыма — улетел. Вам не больно? У вас на щеке кровь…