Пара вражеских истребителей нагло промчалась над нашей стоянкой и стала кружить 
над аэродромом. Багрянцев приказал запустить моторы. Мы поднялись в воздух. 
«Мессершмитты» набирали высоту. Затем они, уменьшив скорость, сделали разворот, 
причем вблизи от нас. Багрянцев сразу же довернул самолет и ринулся за ними. 
Соблазн атаковать маячившие перед носом вражеские самолеты был велик. Не 
отставая от Багрянцева и Тенюгина, я дал газ, но, на счастье, оглянулся. Сзади 
два других вражеских истребителя пикировали на самолет Багрянцева. Еще секунда 
— и помочь ему было бы уже невозможно. Я сделал стремительный разворот и дал 
заградительную очередь. Так и не успевший открыть огонь по Багрянцеву 
«мессершмитт» задрал нос, перевернулся на спину, начал медленно вращаться и 
вдруг отвесно пошел к земле.

— Сбил я его, сбил! — закричал я. Мой голос странно прозвучал в кабине, где 
меня никто не мог услышать. А фашистский самолет все падал и падал, и я не 
сводил с него глаз. Еще несколько секунд — и все кончилось. Взметнулось облако 
пыли и, разгоняемое ветром, начало быстро таять. Самолет упал возле церкви в 
деревне Клопицы, всего в полукилометре от нашей стоянки.

Воздушный бой окончился. Фашисты не осмелились повторить атаку и ушли восвояси. 
Я прибавил газ, догнал Багрянцева и жестами указал ему на то место, куда упал 
«мессершмитт». Командир улыбнулся, кивнул мне и, на секунду бросив управление, 
сцепил руки и поднял их, поздравляя меня.

После посадки мы все трое приехали к месту падения вражеского самолета. 
Окружившие «мессершмитт» колхозники, увидя нас, расступились.

Вот он, поверженный враг. Всего несколько минут назад он еще зловеще парил в 
небе, а теперь… Мотор и кабина с летчиком врылись глубоко в землю. Фюзеляж и 
хвостовое оперение с паучьей свастикой торчат снаружи. Крылья валяются в 
стороне.

И стар и мал сбежались сюда, на окраину деревни Клопицы, Все говорят о только 
что закончившемся воздушном бое. Громче других делится впечатлениями старый дед.


Стою я у цеДОзи, гляжу в небо, — возбужденно рассказывает он. — А фашистский 
самолет летит прямо на меня. «Свят, свят!: — говорю. — Никак сейчас бомбу 
бросит!» И конечно, скорее за церковь. Перекрестился, прижался к стене, глаза 
зажмурил, жду. Засвистело, слышу, что-то да ка — ак ахнет! Упасть упало, а 
взрыва нет. Открыл я глаза, и — мать пресвятая богородица! — — диву даюсь. 
Оказывается, не бомба это вовсе. Сам сатана пожаловал к нам собственной 
персоной. Я за лопату и к нему. Да вот не пригодилась моя лопата. — Дед 
разводит руками. — А то бы капут его благородию…

Да, работа чистая, — говорит Багрянцев, — ничего не скажешь. Бессонова бы сюда, 
Игорь. Пусть бы посмотрел! Ну, спасибо тебе, дружище! — Он обнял меня. — 
Спасибо за выручку. Опоздай ты всего на одну секунду, и остались бы мои ребята 
сиротами…

Ну вот, товарищи, — Багрянцев указывает окружающим нас людям на вражеский 
самолет, — этот уже отлетался, и с остальными так будет!

Он просит колхозников не трогать ничего на самолете до приезда наших техников. 
Мы садимся в машину, напутствуемые добрыми пожеланиями жителей села. Напоследок 
я еще раз оглядываюсь на останки «мессершмитта». Как — никак он сбит не кем — 
нибудь, а мной.




В ЛЕСУ И НАД ЛЕСОМ


Клопицкий лес. Сосна вперемежку с елью, ни единой полянки — сплошной зеленый 
ковер.

Сверху видна между деревьями только крыша здания штаба бомбардировочного полка. 
Рядом с лесом простирается огромное поле. Это наш аэродром. И он тоже выглядит 
как зеленый ковер. А воздух — какой здесь воздух! Как хорошо дышится на 
приволье!

Мы прилетели в Клопицы неделю назад. Сегодня я проснулся еще затемно. Не 
вставая с койки, поднял край намокшей палатки. Сырая прохлада дохнула в лицо.

Три дня лил дождь. Три дня не летали ни мы, ни немцы. Ребята говорят, что они 
устали от безделья. Правда, техникам и в непогоду работы хватало. Они 
основательно осмотрели самолеты за эти дни. У моей машины, оказывается, сбился 
прицел. Инженер обещал заняться ею, как только пройдет дождь. Я прислушиваюсь, 
не бьют ли по брезенту палатки дождевые капли. Нет, не бьют. Значит, с 
рассветом займемся прицелом. А пока можно полежать. Накануне нам заменили