— Баки, баки подвесные! Где они у вас? — донеслось до меня.

— Так ведь у нас «эресы» стоят, — стал объяснять техник, Быстро на мою 
машину! — сказал майор.

Техник командирского самолета Кирилл Евсеев немедленно запустил мотор. Я с ходу 
занял место в кабине на уложенном в сиденье парашюте, не привязываясь, дал газ 
и пошел на взлет. На разбеге непрогретый мотор чихнул, затем вдруг умолк, или, 
как говорят авиаторы, «обрезал», но тут же снова «забрал», взял полные обороты. 
Машина оторвалась от земли в самом конце аэродрома, едва не задев колесами за 
высокие кусты. У меня даже пот на лбу выступил. Впрочем, все обошлось 
благополучно. Я набрал высоту, развернулся над лесом и взял курс на Котлы.

Самолета ЛИ-2 и наших истребителей не было видно. Должно быть, командующий 
авиацией Балтийского флота генерал М. И. Самохин спешил и дорожил каждой 
минутой. В Котлах я приземлился, выскочил из кабины и сразу же побежал к 
самолету Халдеева. И он, и Сухов уже заправили свои машины. Заправился и ЛИ-2. 
Выруливавший для взлета Халдеев, увидя меня, остановился. Пересиливая гул 
моторов, он крикнул мне, каким маршрутом лететь и какую держать высоту.

Догнал я группу над Усть — Нарвой. Самолет командующего шел низко над водой, 
возле самого берега, истребители — чуть сзади, на высоте четырехсот метров. Я 
пристроился с правой стороны, показал знаками лейтенанту Халдееву (он был 
старшим группы), что у меня все в порядке, и стал вести наблюдение.

Со стороны Финляндии в море показались две еле заметные точки. Сначала я принял 
их за наши катера, прикрывающие подступы к островам. Но прошли считанные 
секунды, и точки укрупнились и явно приблизились. Не самолеты ли это? Непонятно 
только, почему они идут как бы по воде, хотя следа и не оставляют. Я выдвинулся 
слегка вперед и движением машины показал Халдееву на подозрительные точки. Он 
тоже стал беспокойно вглядываться в море, но, видимо, ничего не обнаружил.

Заходящее солнце мешает наблюдению. Но я уже присмотрелся и ясно различаю, что 
со стороны залива идут самолеты, и, конечно же, вражеские. Медлить нельзя ни 
секунды. Они могут увидеть самолет командующего, и тогда… Резким 
полупереворотом бросаюсь вниз и даю очередь из пулеметов. Истребители 
противника на огромной скорости делают «горку», и очередь проходит мимо. 
Неудача несколько обескураживает меня. Между тем «Мессершмитты — 109» (я вижу 
их впервые) пересекают береговую черту и исчезают в просветах облаков.

Мои друзья сбрасывают подвесные баки, быстро набирают высоту и скрываются за 
растекающимися вечерними облаками. Я спешу за ними. Но что это? Где рычаг 
сброса баков? Рука нащупывает лишь кронштейн с осью да навернутую на ее конец 
гайку. Рычага нет. Он снят* Хочется кричать от возмущения. Как сбросить баки? 
Почему техник Евсеев перед вылетом ничего не сказал мне об этом? Меня 
охватывает тревога. Ведь друзья ведут бой. Я должен быть там, с ними. А 
командующий? Что, если фашисты заметили его? Еще и еще раз проверяю рычаги и 
кнопки. Все имеет свое определенное назначение и к сбросу баков не относится.

Даю полный газ. Машина с трудом набирает высоту. Надежда сбросить баки не 
оставляет меня ни на мгновение. Я лихорадочно осматриваю кабину. На высоте 
тысячи метров из — за облаков вываливается вражеский истребитель. 
Разворачиваюсь и пытаюсь зайти ему в лоб. Но он делает надо мной «горку» и, 
перевернувшись, как коршун, бросается вниз. Успеваю ввести машину в скольжение. 
Дымная пулеметная трасса проходит мимо, Сознание работает быстро. Понимаю, что 
положение мое не из приятных, и внимательно слежу за «мессершмиттом».

Выйдя из атаки, фашист повторил маневр и опять метнулся ко мне, Он снова дал 
очередь, но и она прошла мимо. Две неудачные атаки, видимо, разъярили моего 
противника. Уже не делая «горки», он круто ввел машину в вираж. Я поступил так 
же. Это было вроде бы выгодно мне. Радиус виража у моего самолета меньше, чем у 
«мессершмитта». Хорошо бы зайти ему в хвост и нанести удар сзади. Но баки, 
проклятые баки! Из — за них я не могу создать необходимый крен.

Неожиданно резкий удар сотряс машину. Такое впечатление, будто по обшивке 
стеганули кнутом. Самолет накренился. Восстановив положение, я увидел, что в 
правой плоскости зияет большая дыра. Вражеский истребитель метеором пронесся 
надо мной, а через несколько секунд ударил вторично. Мой самолет перевернулся 
через крыло, сорвался в штопор. С большим трудом уже у самой земли удалось 
прекратить вращение. От нервного напряжения дрожали руки.

Осматриваюсь. Сзади никого нет, и никто меня не атакует. Странно. Куда же 
девался гитлеровец? Я даю газ и вновь набираю высоту. Только тут обнаруживаю, 
что повреждено и левое крыло. Однако машина летит и слушается рулей. Я плавно 
разворачиваюсь и внимательно гляжу, нет ли какого подвоха. Но фашист 
действительно ушел…

Впрочем, это не порадовало меня. Размышления мои были невеселыми. О Таллине не 
могло быть и речи. Только бы командующий долетел. А Халдеев и Сухов? Каков