результат их боя? Что они думают обо мне? Как расценят то, что я не пошел с 
ними? Ничего, дома все расскажу — поймут…

Но поняли, к сожалению, не все. Правдивый доклад Халдеева и Сухова, 
приземлившихся на аэродроме на несколько минут раньше меня, в штабе бригады был 
истолкован с неожиданной суровостью. Едва после посадки я зарулил на стоянку, 
как мне приказали сдать оружие, а еще через полчаса из Кронштадта прибыл 
начальник политотдела бригады полковой комиссар С.С.Бессонов для разбора ЧП.

Навсегда запомнился мне тот вечер. Большое багровое солнце медленно опускалось 
за горизонт. Гарнизон жил своей обычной жизнью. А я потерянно бродил взад — 
вперед возле землянки. Сначала со мной был Сергей Сухов, а потом он вместе со 
всеми ушел ужинать, и я остался один. Я ждал начальника политотдела, хотел 
поговорить с ним. Но он в сопровождении комиссара эскадрильи М.3.Исаковича 
быстро прошел в землянку, не обратив на меня внимания.

Неожиданно меня вызвали к телефону. Кто-то из штаба бригады требовал, чтобы я 
объяснил мое поведение в бою. Я подробно рассказал, как было дело, и тут же 
услышал: «Вы удрали из боя, Каберов, и бросили своих товарищей. Вы трус!» — 
«Это я-то трус?! — крикнул я не своим голосом. — Да я же только что объяснил 
вам, что вел бой, дрался с „мессершмиттом“. Мой самолет пострадал в этом бою!» 
— «Знаем мы такие бои, — последовал ответ. — Вы ответите по закону военного 
времени». — «Это за что же, за что я должен отвечать?» — спросил я растерянно. 
Но на том конце уже положили трубку.

Такой оборот дела удручающе подействовал и на меня, и на майора Новикова. Он 
сразу же разъяснил всем, что это по его распоряжению техник Евсеев несколько 
изменил систему сброса подвесных баков, укрепив на специально сделанном им 
кронштейне под прицелом трос с шариком. «Это очень удобно. Вы бы дернули за 
шарик-то, товарищ лейтенант. Он тут, рядом», — объяснил мне Евсеев, узнав 
причину моего неудачного полета. В спешке он забыл заранее предупредить меня об 
этом и теперь ругал себя за оплошность.

За спешку и невнимательность мне была, что называется, устроена головомойка. Но 
ни о какой трусости и разговора не было. Комиссар так и сказал мне: «Ладно, не 
волнуйся, оружие вернут, все уладится». А теперь вот…

Я знал, что комиссар Исакович требовательный, но справедливый человек, что он 
зря в обиду не даст. Но и его положение было не из легких. В землянке грохотал 
голос Бессонова:

— Трусов выгораживаете!

— Он кандидат в члены ВКП(б), товарищ полковой комиссар, — спокойно напоминал 
Исакович.

— Исключить! Завтра же созовете собрание, и исключить!..

Больше я ничего не видел и не слышал, В темноте набрел на стоявшую недалеко от 
землянки автомашину, забрался в кабину, лег на сиденье, стыдясь собственных 
слез. «За что? — спрашивал я себя. — За какое преступление все это?» Только 
где-то под утро удалось мне забыться. Не знаю, долго ли я спал. Разбудил меня 
голос Володи Халдееза:

— Ты смотри, где он устроился! А мы обыскали все вокруг. Поднимайся, пошли на 
завтрак!

— Никуда я не пойду.

— Брось дурить, ничего тебе не будет.

— Не будет, говоришь?..

И я рассказал ему обо всем, чему был свидетелем вечером.

— Ну, это он сгоряча, — сказал Володя о Бессонове. — Просто вспылил. Бывает. С 
чего все началось? Прилетели мы вчера с Сергеем, а нас спрашивают: «Где 
командующий?» Я сказал, что на нас напали два «мессершмитта» и мы вынуждены 
были вступить в бой. «А Ка— беров где?» — спрашивают, «Не знаем, его с нами не 
было. Он первым атаковал фашистов и пропал где-то».Ну, наши доложили обо всем в 
штаб бригады, а там решили: «Раз с товарищами в бою не был, — значит, струсил». 
Но ты не переживай. Разберутся. Все будет в норме. Ну, поругают за подвесные 
баки. Это уж точно. Конечно, подвел тебя Евсеев. Тоже ходит сам не свой.

— Я Бессонова боюсь, Володя. Страшный он какой-то.

— Неправда, Семен Семенович хороший человек. Я его давно знаю. Ну, случается, 
пошумит. На нем, брат, за все ответственность большая. А тут такое дело. 
Прикрывали командующего и вдруг оставили одного. Вот Семен Семенович и мечет 
искры. Исакович беседовалс нами по этому поводу. Вечером, наверное, будет