Новгород — Ленинград — Низино — Горелово — Клопицы — Волосово — Большая Вруда.

Низино. Как все здесь изменилось! Стоят высокие березы и тополя, которых раньше 
не было.

А памятные мне деревья и кустарники исчезли. Застенчивый паренек ведет меня к 
местам захоронений времен минувшей войны. По окаймленной цветами дорожке 
подходим к могиле, которую я ищу. Над могилой высится обелиск. У подножия его 
лежат венки, живые цветы. Золотом по камню строго начертаны слова:

«Здесь похоронены летчики — истребители, героически погибшие 16 — 21 августа 
1941 года в воздушных боях при обороне Ленинграда

Герой Советского Союза старший лейтенант Бринько П.

майор Новиков И.

старший лейтенант Шерстобитов В.

старший лейтенант Соболев Н.

старший лейтенант Жбанов А.

старший лейтенант Багрянцев М.

лейтенант Алиев Г.

младший лейтенант Шевченко Н.».

Стою в оцепенении. Друзья мои, дорогие мои братья и товарищи, я пришел к вам. Я 
помню о вас. Вы в моем сердце и в памяти навсегда, навсегда…

В надписи на обелиске много досадных неточностей. Надо будет ее поправить. Но 
это потом. А пока я не в силах вымолвить слова. Спазмы сдавили горло. Мой юный 
спутник с молчаливым пониманием стоит рядом со мной…

От братской могилы я направляюсь к площадке, где когда-то был наш аэродром. 
Медленно иду по дороге — той самой дороге, по которой провожал жену в первый 
день войны. Останавливаюсь, прислушиваюсь. За кустарником, как и тогда, 
беспечно звенит, звенит, бормочет что-то, играя камешками, безымянная речка. 
Неужели прошло двадцать лет? Двадцать лет…

Обрушившиеся земляные капониры. Бугорок на месте нашей низинской землянки. Она 
тоже обвалилась, в нее не войти. Я снова возвращаюсь к речке. Неподалеку от нее 
запинаюсь обо что-то. Разгребаю траву и обнаруживаю торчащее из земли округлое 
ушко штопора, за который мы крепили на стоянке самолет. Бегу к машине за 
заводной ручкой, вывертываю штопор. Возле речки, где стояла оружейная палатка, 
нахожу гильзу от пулемета БС. И штопор, и гильза чем-то дороги мне. Память, 
память…

Из Низина приезжаю в Горелого. Здесь живет Женя, сын Зинаиды Михайловны. Тот 
самый Женя, который тогда, в августе сорок первого, опередив других мальчишек, 
прибежал к моему разбитому самолету.

Огромного роста, косая сажень в плечах, светловолосый человек встречает меня на 
пороге своего дома. Я называю свою фамилию.

— Евгений Георгиевич, — смущенно улыбаясь, представляется он мне. — Знакомьтесь,
 пожалуйста, это Катя, моя супруга.

— Очень приятно, — говорит супруга и, прося извинить ее, спешит на кухню.

— А я, кажется, узнаю вас, — басит Евгений Георгиевич. — Вы тот самый летчик…

— Да, да, Женя, тот самый. Ваша мама просила в письме заехать за вами. Вот я и 
заехал.

Катя уже накрывает на стол, ставит рюмочки.

— Я за рулем, мне нельзя, — говорю я.

— Да что вы!.. Ну хоть по маленькой…

— Спасибо… Нет — нет…

Мы с Женей закусываем и, распростившись с Катей, отправляемся в путь. Дорогой 
он рассказывает мне, что работает мастером водопроводно-канализационного 
хозяйства. Работа ничего, ему нравится…

— Стоп, Женя, чуть было не проехали, — я притормаживаю машину. — Это же