«А ЖИВЕМ МЫ В ЦАРСКИХ ХОРОМАХ»


Уже март на дворе, март 1943 года. По — весеннему светит солнце, и такая тишь 
вокруг! И Только веселая капель слегка нарушает ее — постукивает словно 
метроном: кап-кап-кап. Маленькие домики поселка, в котором мы живем, утопают в 
снегу. И он, этот снег, так чист! И каждая снежинка отражает в пространство 
колкий лучик…

С утра мы приезжаем на аэродром. Раньше я в этот час сходил бы прежде всего к 
самолету, поговорил с техником и мотористом. Если нет вылетов, начал бы вместе 
с Женей Дуком оформлять «боевой листок». Но теперь редактирует его старший 
техник по вооружению Самойлов.

А у меня с тех пор, как я стал командиром эскадрильи, другие дела, другие 
заботы.

В землянку входит наш парторг старший техник — лейтенант Снигирев. Добродушно 
улыбаясь, он снимает шапку и присаживается на нары:

— Два вопроса, товарищ командир.

— Слушаю.

— Как вы смотрите, не написать ли нам наградные листы на технический состав? 
Уже два года воюем. Тех ник Линник обслужил больше трехсот боевых вылетов. 
Верный помощник Егора Костылева, Героя Советского Союза, техник Ситников — тоже 
около трехсот вылетов. На его самолете с первого дня войны летал комиссар 
Ефимов, Герой Советского Союза. А ваш техник Гри— цаенко? А Коровин, Швец, 
Петров, Кудрявцев? А наши мотористы и оружейники? А инженер Сергеев?..

Снигирев ждет от меня ответа:

— Ну так как?

А я смотрю на него и думаю: «Да, знал Ефимов, Кому передать дела парторга». Нет 
такого дела, от

— Опять девушки вам пишут, товарищ командир, — подшучивает он надо мной. — 
Сегодня двенадцать писем, и все из Ленинграда. Ну, жена узнает — плохо вам 
придется!..

Шутки шутками, а наша почта после прорыва блокады Ленинграда действительно 
стала намного весомей. Ленинградцы читают о боевых делах летчиков — гвардейцев 
в газетах, слышат по радио. В адресованных нам письмах граждане города на Неве 
поздравляют нас по случаю победы, одержанной над врагом. Они рассказывают о 
своих делах, делятся с нами своими чувствами, своими чаяниями и надеждами.

А это что за послание? Какой странный адрес! Не помечен даже номер полевой 
почты. «Каберову» — и только. Как оно попало к нам на Малую землю? В конверте 
нахожу еще один конверт. На нем написано рукой жены. Полевая почта 1101, 
почтовый ящик 704, такому-то. Давнишнее, где-то заблудившееся письмо. А к 
обратной стороне конверта приклеен сопроводительный ярлычок, на котором 
зелеными чернилами набросано несколько стихотворных строчек:

		Письмо пришло в 704-й,
		А вас в 704-м нет.
		Увидел я конверт потертый — 
		Подумал: «Где же вы, поэт?»

		Я открываться вам не стану.
		К чему, пожалуй, лишний штрих.
		Привет поэту-капитану, 
		что бьет врага и вяжет стих!

Я читаю запоздалое письмо жены и снова возвращаюсь к четверостишиям на конверте,
 показываю их Дуку:

— Не знаешь, кем написано?

— Нет, мне почерк не знаком. Автор стихов остается неизвестным.

И наконец, последнее, двенадцатое письмо. От кого око? От Николая Николаевича 
Гуляева, в недавнем прошлом секретаря горкома ВЛКСМ, а теперь начальника МПВО 
Вологды.

«…Рад сообщить, — пишет он, — что сумма денег, собранных на постройку самолетов 
героям — землякам, достигла тридцати пяти миллионов рублей. Дорогой Игорь, жду